Николай Соколов - Расследование убийства Российской Императорской семьи

Проходя мимо великих княжон, я услышал едва различимое «благодарю». Не думаю, чтобы я ослышался.

Мы с дьяконом ушли молча. Вдруг у здания Художественной школы дьякон мне сказал: «А знаете, с ними что-то случилось!» Поскольку эти слова полностью соответствовали моим мыслям, я остановился и спросил, почему он так думает. «Да, это точно. Они совершенно переменились, и ни один не пел!» В самом деле, 1 (14) июля в первый раз ни один из Романовых не подпевал нам.»

В понедельник 15 июля в дом Ипатьева прислали нескольких женщин от профессионального союза для мытья полов. Личности двух из них удалось установить: Мария Григорьевна Стародумова и Васса Осиповна Дрягина. Сергеев допросил их в Екатеринбурге 11 ноября 1918 года. Обе видели Императорскую семью в полном составе.

Показания Стародумовой: «Если не ошибаюсь, 2 (15) июля профсоюз послал четырех женщин мыть полы в доме Ипатьева… Оттуда нас отправили в дом Попова, где жил отряд охраны царя. Там комендант Медведев приказал нам мыть полы, а потом отвел в дом Ипатьева, который называли домом особого назначения. Нас завели во двор и по лестнице, ведущей с нижнего этажа в верхние комнаты, провели в помещение Императорской семьи. Я сама мыла полы почти во всех комнатах, которые были ей отведены. В комнате коменданта полов не мыли. Когда мы пришли, узники были в столовой… Великие княжны помогали нам переставлять кровати в их спальне. Они весело разговаривали между собой. Мы ни с кем не говорили из Императорской семьи: комендант Юровский следил за нами почти все время. Я видела, как он сел в столовой и спросил у царевича, как он себя чувствует».

Показания Дрягиной: «Я тоже мыла полы в доме Ипатьева с Марией Стародумовой и другими женщинами. Было это, помнится, 2 (15) июля. Нас привел Павел Медведев. Я видела в доме Императора, Императрицу, царевича, четырех великих княжон, доктора и старичка. Царевич сидел в кресле. Великие княжны были веселы и помогали нам переставлять кровати в их спальне».

Показания Филиппа Проскурякова: «В последний раз я видел всю Императорскую семью, за исключением императрицы, за несколько дней до их убийства, когда они вышли прогуляться в саду. Там были император, его сын, четыре дочери с доктором, лакеем, поваром, служанкой и мальчиком. Которого числа? Не помню, но это было незадолго до их смерти».

Показания Летемина: «16 июля я дежурил на посту № 3 (у калитки) с 4 до 8 часов вечера. Как только я заступил на пост, Царь с семьей возвращались с прогулки. Я в тот раз не заметил ничего особенного».

Показания Якимова: «Я видел в последний раз царя и его дочерей 16 июля. Они гуляли в саду в 4 часа пополудни. Не помню, видел ли я в тот день царевича. Императрицу не видел. Она тогда гулять не пошла».

Верхний этаж дома Ипатьева во время его осмотра судебными властями. Нижний этаж дома Ипатьева во время осмотра его судебными властями.

Мой предшественник Сергеев, передавая мне это дело, не испытывал никаких сомнений по поводу того, что Императорская семья была полностью перебита вместе с лицами, проживавшими вместе с нею в доме Ипатьева. В своем рапорте высшему командованию от 1 февраля 1919 года за № 106, врученном им генералу Дитерихсу, он утверждал это категорическим образом.

Изучив данные следствия, я полностью согласился с его выводами. Единственно, я разошелся с ним во мнении об участи мертвых тел. Я думаю, что они были не захоронены, как утверждает Сергеев, а уничтожены.

Мой долг — изложить факты, установленные в ходе предварительных розысков тремя следователями, на которых держится уверенность моего предшественника и моя собственная.

Большевики начали покидать Екатеринбург 19–20 июля. Но дом Ипатьева оставался в их власти до 21-го включительно. 22-го его владелец вновь вступил в свои права. 25-го Екатеринбург был взят Сибирской армией и чехами. Как только это стало возможно, дом Ипатьева взяли под охрану. 2 августа прибыл Наметкин и осмотрел дом. Осмотр был продолжен Сергеевым. Весь верхний этаж после бегства большевиков остался незанятым. В нижнем этаже поселился хозяин — Ипатьев, но комната № II была у него отнята и опечатана. Такой я и нашел ее, когда в свою очередь осматривал дом 15–25 апреля 1919 года.

Вот каким Наметкин нашел верхний этаж.

В своем протоколе он называет помещение под цифрой I вестибюлем.

«Несколько каменных ступенек и большая двустворчатая дубовая дверь ведут в вестибюль, в котором девять ступенек от парадной двери приводят на площадку. Направо от входа два окна, стены обиты светлыми обоями. Около двери валяется небольшой дубовый шкафчик для корреспонденции, сорванный с внутренней стороны парадной двери. Около шкафчика в углу стоит черного стекла бутылка, на дне которой какая-то маслянистая жидкость без запаха, и валяется длинный металлический согнутый прут, служащий для предохранения от порчи электрического шнура. Электрический провод на стене справа от входа сорван с роликов, и выключатель сломан. Во втором окне у летней рамы разбито в левой половине нижнее матовое стекло, нижний переплет выломан, так же как и средняя часть правой рамы. На подоконнике валяются обломки стекла и стоит грязное блюдечко с императорским гербом в середине. На полу под окном лежит небольшой кусок испачканной фланели. В правом переднем углу стоит небольшой деревянный диванчик венского типа с решетчатым сиденьем и спинкой. В этом же углу плевательница с древесными опилками, частью рассыпанными по полу, среди осколков разбитого стакана. Прямо против входной лестницы у передней внутренней стены стоит зеркало в черной оправе с подзеркальником. Справа на обоях написано: «Комиссар дома особого важного Авдеев», а ниже, другой рукой, слова, написанные химическим карандашом: «Шуры» и «Шура».

Помещение под цифрой II описывается Наметкиным следующим образом:

«В правом углу комнаты имеется отделение (уборная), и справа же лестница в девятнадцать ступенек, ведущая в нижний этаж и огороженная балясником. В правой стене два окна, причем в первом одна летняя рама, а во втором две рамы. На подоконнике первого окна стеклянная банка с электрическим элементом. В этой раме в нижнем летнем переплете стекло разбито, шесть его осколков застряли в косяке и один лежит на железном навесе, выходящем во двор. Стены комнаты оклеены темно-серыми полосатыми обоями, порванными и испачканными во многих местах. Задняя стена комнаты занята электрическими проводами, сборной доской и счетчиком. Всех проводов 14, из них 10 идут вправо внутрь дома, один в вестибюль и три к наружной стене. От распределительной доски книзу идет провод, заключенный в медную трубу: от самой доски он оторван. У этой же стены, ближе к окну, стоит небольшое железное ведро с древесными опилками, часть которых разбросана по полу и смешана с окурками папирос. Слева от входной двери во внутренней стене — окно с одностворчатой рамой, нижние два звена его оклеены цветочной бумагой. Далее, на расстоянии 2 м 84 см от этого окна, находится шкаф с двумя створками, оклеенными теми же обоями, что и стены комнаты, и четырьмя полками. На первой и второй полках снизу рассыпано немного белого порошку. В переднем углу той же внутренней стены — запертая двустворчатая дверь. В левом углу водопроводный кран с железной раковиной; кругом нее на стене грязь.