Александр Яковлев - Сумерки

Хочу быть правильно понятым. Я не выдвигаю никаких политических или моральных обвинений в адрес кого бы то ни было, просто констатирую факт. Или то, что лично мне представляется фактом. Никоим образом не отрицаю того, что советская система действительно переживала глубокий и потенциально опасный кризис. Собственно, об этом в годы Перестройки не раз публично и откровенно говорили и Горбачев, и я сам, и некоторые другие представители советского руководства. Никто, разумеется, не мог гарантировать того, что Перестройка или иные реформаторские усилия непременно принесут те желанные результаты, на которые рассчитывали ее инициаторы. И в этих обстоятельствах взятый Западом в целом курс на минимизацию собственного риска, на всестороннюю подстраховку собственных интересов и позиций был прагматичен, именно прагматичен, но только на данный момент, а не на перспективу. Прогностической мощи Западу не хватило. В результате прекращение «холодной войны» не стало или, скажу осторожнее, пока не стало разрывом с силовой психологией в политике в пользу интеллектуальной и нравственной детерминанты.

В итоге утвердилась позиция, исходившая из того, что в СССР назревает «крах коммунизма», а не предпосылки для поворота к новой и перспективной модели развития. Точно так же и в новом политическом мышлении увидели лишь вынужденный зигзаг, а не нечто принципиально новое в подходах к международным делам. Была взята линия только на завершение «краха коммунизма» — по возможности без неприемлемых потрясений.

Если говорить о Советском Союзе, то речь идет не просто о распаде империи, а о тяготении отдельных ее частей к различным «полюсам притяжения», о перекройке карты мира. Пока что существует опасность формирования новой конфигурации той же по сути конфронтационной модели, от которой мы с таким трудом отказались. Возникновение новых азимутов конфронтации в известной мере обусловлено положением постсоветских стран на стыке разновекторных политических сил: на Западе — интегрирующейся Европы; на Востоке — Японии и стремительно выходящих на мировую авансцену стран АТР, а главное — такого важнейшего фактора, как Китай; на Юге — огромного массива развивающихся стран с растущими националистическими устремлениями и агрессивной идеологией фундаментализма. Оттесняемая на Восток и Север, Россия, если подобное будет продолжаться, неизбежно усилит свою активность на Дальнем Востоке. В принципе для этого есть благоприятные предпосылки.

Под видом конфессиональной экспансии в южные государства бывшего СССР и Европы исламский фундаментализм создает основы для того, чтобы в перспективе бросить геополитический вызов странам развитого Севера. Первые попытки он уже сделал — через терроризм. Эта тенденция особенно опасна в свете нарушения демографического баланса между Севером и Югом. В этих условиях принципиальной ошибкой являются попытки силовых решений возникающих проблем. Я не исключаю возможность применения силы, например, против террористов Но в стратегическом плане срочно необходим долговременный, терпеливый, взаимоуважительный диалог цивилизаций. Необходимо создать под эгидой ООН специальный механизм долговременного и многопланового всепланетного диалога.

Все послевоенные годы человечество ждало своего конца. Это было ужасное время. Теперь появилась новая боязнь — боязнь перед неожиданным геополитическим раскладом разновекторных сил, теми кардинальными изменениями, которые неизбежно приведут к последствиям, о которых мы еще не знаем. Появились новые системно-образующие факторы мирового развития. Прекратил свое существование двухполюсный мир, образовался монополизм, что само по себе опасно, ибо опасен любой монополизм. Как это парадоксально ни прозвучит, но то, что сейчас США остались единственной сверхдержавой, не улучшило их общее положение, равно как и безопасность. В геополитическом смысле они тоже перестали быть сверхдержавой, их влияние будет падать, причем не за счет уменьшения их силы, а за счет усиления других государств и объединений. Содержание мировой политики изменилось коренным образом, а технология политики осталась старой, инерционной. На мой взгляд, только многополюсный мир нового реализма в состоянии сформировать эффективный сдерживающий потенциал антинасилия. Наметившаяся тенденция к сближению России с США и Западом в целом обнадеживает, но ее развитие требует скорейшего создания практического механизма взаимодействия, такого механизма, который бы уберег мировое сообщество от возможных новых провокаций в это переходное для всего человечества время.

Я долго не мог решить, писать или не писать главу о времени после мятежа 1991 года. Мнения моих друзей тоже были разными. Даже советовали поставить после заголовка знак вопроса на всю страницу. В этом, между прочим, есть смысл, ибо пробежавшие галопом события плохо поддаются анализу на историческом уровне. Это естественно. Однако после того, как президентская власть сменилась, необходимость в такой главе явно обострилась. Четко высветилось, что в России еще ничто не закончилось, все движется, припадая то на правую, то на левую ногу. Отсюда и болотистая вязкость политических событий, усталость народа и катастрофичность сознания, что и сохраняет ситуацию нестабильности.

Автор

И так, бурное лето 1991 года. В стране быстро нарастало напряжение. Во второй половине июля зашел ко мне перед отпуском профессор В. Наумов — консультант по делам реабилитации жертв политических репрессий. Я рассказал ему о своих опасениях относительно возможности государственного переворота и предупреждениях в связи с этим, направленных мною Горбачеву. Поговорили о том, о сем. Я спросил его: «А кто, по-твоему, станет во главе возможной авантюры?» Наумов пожал плечами. Когда он уходил, я бросил вслед: «Думаю, что Шенин». Я действительно считал, что именно Шенин возглавит реваншистский демарш: как-никак секретарь ЦК, амбициозен, крут, с вареными мозгами на сталинском бульоне. Я ошибся. Главарем оказался Крючков.

После моего заявления об отставке в июле меня уже в августе 1991 года исключают из КПСС. В ответ я пишу заявление о выходе из партии, в котором, в частности, снова предупреждаю, что партийная верхушка «ведет подготовку к социальному реваншу, к партийному и государственному перевороту». Это мое четвертое по счету предупреждение было сделано 16 августа 1991 года, за два дня до путча.

В этот же день собирается политсовет Движения демократических реформ. Единодушно констатируем, что в стране создалась предгрозовая обстановка, пахнущая переворотом. Договорились встретиться через неделю и подготовить на эту тему обращение к народу. Опоздали.