Людмила Черная - Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

В части дома, выходившей на Ломоносовский проспект, был также грандиозный магазин «Сыр». Почему-то с колоннами у входа и с необъятной высоты торговым залом. По-моему, архитектор задумал этот объект как языческий храм, а может, как дворянское собрание, но отнюдь не как торговую точку. Народу в «Сыре» отродясь не было, поскольку обычно там ничем не торговали, кроме плавленых сырков для супа.

Ну а теперь привожу поразившую меня тираду Алика в том виде, в каком она запечатлелась у меня в мозгу.

– Каждое утро я вскакивал без двадцати восемь и, кое-как натянув брюки, куртку и пальто, сломя голову бежал с бидончиком к магазину «Сыр». Надо было встать у входа еще до его открытия. А когда магазин открывали, приходилось буквально мчаться к прилавку, где давали молоко. Опоздаешь хоть на минуту, и молока тебе уже не достанется. Даню нечем будет кормить. У Кати молоко сразу пропало, а детского питания в стране не производили.

…Ну а если бы Алик уходил в восемь на работу? Ну а если бы в доме на углу Ленинского и Ломоносовского не было магазина «Сыр»? И за молоком уже самой Кате пришлось бы ехать на автобусе, на трамвае, на троллейбусе, бросив двоих детей одних в квартире?

Этими невысказанными вопросами и закончился мой разговор со знакомой о прекрасных 1970-х…

Прошло несколько лет. Алик в очередной раз приехал в Москву, чтобы навестить уже совсем одряхлевшую мать. И опять разразился длинным монологом на тему еды при советской власти.

– Помнишь, мама, – начал сын, – белый хлеб в Москве всегда был невкусный, кисловатый, какого-то серого цвета и плохо пропеченный. Об ослепительно-белом, пышном русском каравае с аппетитной корочкой мы только в книгах читали. Помнишь?

По правде говоря, я помнила совсем другое. Помнила, как в годы войны белый хлеб без ничего казался мне необыкновенно вкусным. Вспомнила я и девчушку из блокадного Ленинграда, которую отец очень скоро вывез в штаб северо-западного фронта. На мой вопрос, почему она никогда не ест в столовой, девушка ответила: мол, стесняется, ведь она обязательно начнет подбирать огрызки хлеба на грязных тарелках, которые еще не убрали со столов.

Вспомнила я почему-то и рассказ «Хлеб» немецкого писателя Борхерта, с которого и началась послевоенная немецкая литература, увенчанная впоследствии именами Бёлля и Грасса, лауреатами Нобелевской премии. В этом рассказе старуха-жена незаметно подкладывает старику-мужу кусочки своего пайкового хлеба. Муж это видит, но не в силах отказаться от хлебных крох, которые ему жертвует голодная жена.

Все это пронеслось у меня в мозгу, но вслух я сказала только, что насчет недовольства белым хлебом я ничего не припоминаю, может, потому, что никакой альтернативы хлебу не было. Как известно, в России без хлеба за стол не садятся. И хлеб в булочных, слава богу, всегда был…

Но сын не унимался. Дело именно в том, что хлеб в булочных всегда был, а мы не хотели ни приложить руки, ни проявить инициативу… Брали что дают. А вот Катя (его жена. – Л. Ч. ) научилась печь хлеб сама в США. Купила хлебопечку и, когда не лень, замешивает тесто и выпекает замечательно вкусный белый хлеб. Добавляет закваску – закваска есть во всех супермаркетах (в США. – Л. Ч. ). Но можно делать хлеб и просто на дрожжах.

– Да и хлебопечка не нужна. Твоя Лена (помощница. – Л. Ч. ) испечет вкусный хлеб и в газовой плите. Не сомневаюсь.

– И я не сомневаюсь, – сказала я, – что Лена может испечь хлеб и в газовой плите. Но сомневаюсь, что при советской власти это было возможно…

И тут пришел черед удивляться Алику. А почему, собственно, при советской власти нельзя было заменить невкусный магазинный хлеб вкусным домашним?

После этих Аликиных слов я на секунду лишилась дара речи, потому что вспомнила повторяющуюся из года в год сценку. Сценку в канун самых больших советских праздников – 1 мая и 7 ноября… Мы уже живем на улице Дмитрия Ульянова в просторной отдельной квартире. Пик нашего благополучия. Аликина няня, наша домработница Шура, собирается в ночной поход. Для вида я ее отговариваю. Но знаю, что поход состоится. Он неизбежен.

Шура уходит на всю ночь в… очередь за мукой. В очередь надо отправляться с вечера. И стоять до самого открытия магазина. Отлучаться можно ненадолго. Если весь народ разойдется, появятся другие люди и установят новую очередь. Поэтому время от времени устраиваются переклички. Продать или подарить очередь нельзя: твой номер ставят у тебя на ладони чернильным карандашом. Да и ближайшие соседи за ночь успели запомнить тебя. На этот счет существовала даже шутка: «Вас здесь не стояло». Только попробуй займи чужое место. Тебе не поздоровится…

Наступает утро. И торжествующая Шура с несколькими килограммами муки появляется на кухне. Всеобщее ликование. Можно испечь ватрушки или печенье. А то и короля всех тортов – торт «Наполеон»…

Зачем я все это пишу? Зачем вспоминаю?

Отнюдь не только затем, чтобы продемонстрировать несовершенство человеческой памяти. Алик запомнил, как ходил за молоком для Дани. Я – как в Москве давали муку… Я не помню, что молоко было только рано утром. Алик – что муку можно было купить только перед праздниками, простояв в очереди ночь…

Память действительно избирательна. Но не только об этом речь. Речь и о том, что сейчас очень многие умные дяди возмущаются нынешней нашей жизнью, призывают все поломать, провести великие реформы, которые сделают нас всех счастливыми.

Некоторые дяди убеждены – надо форсировать клерикализацию страны, ввести обязательные уроки закона Божьего в школах, открыть факультеты богословия в вузах, обуздать ученых-агностиков и атеистов, строить все новые и новые церкви, бороться с инакомыслящими и решительно рвать связи с Западом, как экономические, так и культурные. Вернуться к полной автаркии – есть мясо только русских или белорусских коров, ездить только на русских автомобилях, отдыхать только в Крыму или в Сочи, читать книги русских писателей и смотреть только русское кино… Одним словом, разругаться со всем миром и жить как в осажденной крепости. Вооружаться, вооружаться и вооружаться. Но при этом крепнуть духом и набираться сил.

Другие дяди проповедуют прямо противоположное. Они хотят обуздать олигархов, переделать негодную судебную систему, помочь среднему и мелкому бизнесу, на порядок улучшить здравоохранение и образование. И вообще семимильными шагами двинуться вперед, чтобы догнать и перегнать капиталистические страны на их капиталистическом пути, по которому они идут уже не одно столетие.

Но почему-то ни те ни другие дяди (и тети) не думают о том, что наш народ, население, гражданское общество – называйте, как хотите – смертельно устал за семьдесят пять лет советской власти, устал от нехватки то молока, то муки, то обуви, то приличного жилья, устал и мечтает прожить подольше без всяких авралов, толчков и рывков, без быстрых перемен и, упаси бог, без всяких революций, переворотов и путчей. Вообще без всяких резких движений. Потихонечку, полегонечку.