Людмила Черная - Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

Высказав личную антипатию к мужу-«историку» и его жене-«переводчице», Лазарев дал понять, что вся возня вокруг Гитлера ему и всей литературной общественности глубоко неинтересна. Вот так-то… [16] Как ни удивительно, но простые люди «Преступника номер 1» до сих пор читают, а новые наши политические мракобесы до сих пор с этой книгой воюют… Только нынешние либералы никогда о ней не вспоминают. Вот читаю я в «Новой…» и диву даюсь. Кого он только не читал, кого только не цитирует, а вот о «Преступнике…», как говорили в мое время, ни гу-гу.

В итоге у нас теперь сражается с фашизмом… (на Украине) один только Дмитрий Киселев. А занимается Холокостом и борьбой с антисемитизмом одна только Алла Гербер. С чем я и поздравляю всех.

Ну а теперь вернусь снова в «лихие девяностые»… И спрошу себя опять: как же я собиралась выживать, строить свое будущее?

Не знаю. Повторю только, что никаких особых опасений за мой статус и материальные дела у меня не возникало. Я только жалела, что муж не дожил до окончательного падения советской власти.

Даже такая простая мысль, что, не имея никаких других источников дохода, кроме пенсии, трудно выжить, не приходила мне в голову.

Тем не менее скажу, что и в 1990-х, и после 1990-х я ни разу не ощутила себя бедной, тем паче унизительно бедной.

Не буду лукавить, своим благополучием я обязана в основном тому, что работы К&M всегда имели в России большую цену.

Кроме того, я продала гараж, а после смерти Аси, моей падчерицы, и ее однокомнатную квартиру. И несколько лет сдавала зимой свою квартирку-дачу на Новой Риге.

Приметы тогдашней жизни я, увы, уже забыла. Но, к счастью, сохранились несколько неотправленных писем, где отражены многие реалии. Эти письма я и процитирую…

Вот выдержки из письма к сыну. К сожалению, без даты. Но, естественно, писала я это уже после 1993 года, оставшись одна.

«Дорогой сынуля!

…Не буду рассказывать о своем здоровье, тем паче жаловаться на одиночество. Про мое одиночество ты и сам все знаешь, сидя в своем Нью-Йорке.

Лучше расскажу, что с нами, старыми совками, в России происходит.

Мы все в одночасье оказались в совершенно новом обществе, вернее, среде обитания. Надеюсь, ты еще помнишь так называемый „развитой социализм“ или „реальный социализм“, нищенский азиатско-африканский строй с холодным климатом. Или же, как говаривала любимица всех московских таксистов Маргарет Тэтчер, „Верхнюю Вольту с ракетами“. Ну так вот, от этого строя мы куда-то двинулись…

А где живем сейчас? Не знаю.

Знаю одно – очередей нет, продуктов навалом. От лобстеров и омаров до киви, манго и целого ряда незнакомых мне экзотических плодов. Зимой едим помидоры и свежий салат, правда китайский! Киви, разумеется, тоже привозные, но зато дешевле наших яблок.

Молодые девчонки метут тротуары норковыми манто. По количеству шуб из норок, енотов, чернобурок и песцов нас впору записывать в книгу рекордов Гиннеса!

Если честно, то приятно, что в радиусе пятисот метров можно купить все, буквально все. Помнишь кусочек улицы Дмитрия Ульянова от нашего корпуса „Б“ до Ленинского? Там всего-то четыре дома. Так вот, на этом клочке аж два супермаркета: наш вонючий гастроном стал „Джамбо“, а еще более вонючая „Кукуруза“, то есть овощной магазин на другой стороне улицы, где за картошкой, когда ее выбрасывали, стояла длиннющая очередь, превратилась в супермаркет по имени „Седьмой континент“. Накося выкуси…

На площади Гагарина – это не доезжая Калужской заставы, продовольственный оптовый рынок – там все дешевле процентов на двадцать-тридцать.

Телевизоры, стиральные машины, микроволновые печи, радиотелефоны и компьютеры продаются на каждом шагу. Каждый шаг – это не метафора, а реальность. Живая реальность.

Москва превратилась в одно большое торжище: у каждого метро – рынок, где все продается и покупается: на прилавках, в палатках, прямо из машин-контейнеров. Тут и хлеб всех сортов, и „ножки Буша“ – куриные ножки, и рагу из индейки, и хрен, и редька, и книги по хиромантии, и томные розы на немыслимо длинных стеблях, и орхидеи. И тут же женское белье из Парижа, итальянские туфельки и немецкие свитера. На самом деле – товар турецкий, южно-корейский или польский. Иногда китайский… Есть и специальные вещевые рынки – там ассортимент побогаче: кроме белья, костюмов, платьев, халатов, обуви, норки и дубленки с теми же этикетками.

Впрочем, если хочешь, чтобы этикетки хоть приблизительно соответствовали происхождению барахла, отправляйся в дорогие магазины – их тоже на душу населения больше чем достаточно.

Поражают автомобили: машин видимо-невидимо, и они мчатся вприпрыжку по нашему разухабисто-ухабистому асфальту. Сплошные иномарки: иногда малость подержанные, а иногда и новенькие; „Мерседесы-600“, „Вольво-850“, „БМВ-740“, „Джипы“, „Гранд Чероки“, „Таун-кары“, „Ауди-48“, „Рендж Роверы“ (справлялась у знакомых автомехаников). Для меня все они на одно лицо, или на один кузов, уж не знаю, как выразиться. На «Тойотах», «Хондах» и прочих «Фольксвагенах» разъезжает сейчас мелкота. Ну а «жигуленки», сгорая от стыда, возят старых чудаков-интеллигентов.

Подумать только, в 1989 году, когда мы с папой в первый раз приехали к вам в Штаты, я с недоумением спрашивала: что такое „джакузи“? А теперь в разговорах знакомых дам иногда мелькает: „Нет, джакузи ставить не буду… В наших условиях – непрактично“. Во как! А подвесные (натяжные) потолки? А матрасы, о которых вы с явным чувством превосходства говорили: „У нас же специальные матрасы…“?

Спешу сообщить, и подвесные потолки, и эти спецматрасы (не помню, как они называются) у нас теперь если не у каждого третьего-четвертого, то у каждого десятого наверняка.

Но что там джакузи, и что там особые матрасы. Несколько лет назад, живя с папой у наших приятелей в городе Майнце (тогда это была Западная Германия), я с нескрываемой завистью смотрела на пакеты молока, которые моя хозяйка Урсула держала не в холодильнике, а на кухонном столе, ибо молоко, черт его подери, не скисало. Для меня это было нечто сверхъестественное. А теперь эти самые пакеты с загадочной надписью „parmalat“ стоят и на моем столе рядом с плитой!

Конечно, можно спросить: на кой мне, пенсионерке, все эти новшества, начиная с долгоиграющего молока, кончая радиотелефоном „панасоник“? И без них, дескать, жили – не тужили. А наш Рахметов из романа Чернышевского „Что делать?“ и вовсе спал на гвоздях… Конечно, как все неофиты, мы малость преувеличиваем: наверное, не обязательно иметь телевизоры не только во всех комнатах, но и на кухне, и бегать на оптовые рынки в норковых манто. Но, ей-богу, носить зимой многопудовые изделия фабрики „Большевичка“ молодым девушкам малость надоело. Им хочется щеголять в невесомых меховых шубках, которые так идут и блондинкам, и брюнеткам. Кажется, на языке экономистов это называется „отложенный спрос“… В категорию „отложенного спроса“ входят и душистое мыло, и шампуни, и косметика!