Игорь Ефимов - Аттила в Боинге

Но как?

Как мог гордый воин, привыкший к вольным степям или морскому простору, подчинить себя всем формам зависимости, налагаемым на жителя оседлого государства? Кочевники не могли не видеть, каким стеснением личной свободы расплачивались горожане за свое материальное благополучие. Приобрести огромные богатства, не утратив при этом свободы, — вот что становилось предметом самых страстных устремлений каждого члена племени, что разжигало в них неутолимый завоевательный зуд, поднимало в походы и волну за волной бросало их орды к границам цветущих и грозных империй.

По-разному складывалась история этих нашествий.

Некоторые племена натыкались на такое мощное сопротивление, что полностью погибали в боях, как кимвры и тевтоны, уничтоженные Гаем Марием в 101 году до Р.Х. в Северной Италии, как аланы, смятые пять веков спустя между гуннами и Восточной Римской империей.

Другие вклинивались в территорию больших государств, но постепенно — оружием, дипломатией, религией — превращались из завоевателей в подданных; так случилось с аварами, славянами, булгарами в Византии или с кянами, сяньби, южными гуннами в Древнем Китае.

Третьим удавалось отрывать от крупной державы по куску и основывать на отвоеванных территориях свои королевства: франки, лангобарды, саксы, вандалы растащили по кускам западную часть Римской империи, а арабы и турки-сельджуки несколько веков спустя принялись за восточную.

Четвертые захватывали столицу и трон: гиксосы в Египте, персы в Вавилоне, арии в Индии, маньчжуры в Китае.

Пятые нанимались на военную службу и ассимилировались в качестве привилегированного военного сословия: ливийцы, потом эфиопы в Египте, германцы в Риме, готы в Византии.

Некоторым удавалось покорить земледельческое население, не имевшее прочной государственной организации, и сделаться господствующим классом: дорийцы в Лаконии (Спарта), норманны в Англии, варяги на Руси.

Наконец, были народы, завоевательный порыв которых был так силен (Лев Гумилев называет такое состояние "пассионарностью"), что они покоряли не одно, а множество государств и образовывали гигантские империи — персидскую, арабскую, монгольскую.

Но общими чертами для всех племен, нападавших на оседлые государства, были три "Н": неустрашимость, непримиримость, неуловимость.

И еще одно: кажется, ни один из этих народов не сумел совершить неизбежный скачок, сохранив свою целостность. Внутренний раскол племени был почти неизбежен.

Юлий Цезарь, вторгшийся в Галлию в I веке до Р.Х. нашел там раскол между племенами, уже прочно осевшими на землю, имевшими деревянные города, обработанные поля, разделение на классы (например, племя эдуев), и племенами, все еще державшимися традиций кочевой жизни (секваны) и остававшимися противниками римлян до конца.

Готы раскололись на восточных и западных — последние приняли христианство и попросили императора Восточной римской империи принять их в качестве граждан; ужасные бедствия, через которые им пришлось пройти под властью коррумпированных римских чиновников, показали, что их собратья, оставшиеся на левом берегу Дуная (остготы), были не так уж не правы в своих опасениях по поводу слияния с оседлым народом.

Империя гуннов во II веке после Р.Х. распалась на две части. Южные осели на землю и вскоре были ассимилированы Китаем; северные двинулись на запад, прошли долгий путь, частично оседая по дороге на Урале, в Прибалтике, и появились у границ Римской империи два века спустя.

Часть татарских племен после распада Золотой орды, оседая на землю, образовала в XV веке Казанское ханство, которое вскоре было покорено русскими (есть города — есть что штурмовать и покорять); но народы, находившиеся под властью крымского хана, еще два века сохраняли кочевой образ жизни и были грозным врагом России, нападая на ее южные границы чуть ли не каждый год.

Что легче: научиться пахать землю и строить дома или научиться производить турбины, автомобили, телевизоры, радиоприемники, самолеты? Ответ очевиден. Поэтому нельзя ожидать, что идущие в наши дни процессы "машинизации" народов займут меньше времени, чем оседание. А это значит, что путь предстоит долгий, мучительный, жестокий.

Скачок в индустриальную эру

"Великая машинизация народов" — так, наверное, назовут будущие историки нашу эпоху. И им, издалека, будет виднее, что суть многих межнациональных и религиозных конфликтов нашего времени — та же самая, что и в эпоху Великого оседания. Народ, находящийся на ступени оседло-земледельческой, оказывается перед необходимостью перейти в эру индустриальную — и это порождает в душах людей тяжелую смуту, которая прорывается наружу восстаниями, террором, гражданскими войнами, бессмысленной жестокостью.

На земледельческой ступени палестинец, албанец, чечен, чиаппу (в Мексике), тамил (Индия, Шри-Ланка), курд (Турция) привык чувствовать себя как-никак хозяином своего клочка земли, своего дома, своего небольшого стада овец, уважаемым главой семейства. Он жил в обществе с устоявшимися традициями, где у него было ясно очерченное место, ясные представления о долге перед семьей, соплеменниками, Богом. И вдруг этот надежно устроенный мир начинает разваливаться, как карточный домик. Над головой его пролетают сверкающие лайнеры, по дорогам мчатся стремительные автомобили, заезжие туристы снимают его японскими камерами, как смешную диковину. Телевизор, кино, радио поют ему о чудесах заморской жизни. Его собственные дети, подрастая, только и мечтают о том, чтобы удрать из-под бедной родительской крыши. Он и сам был бы рад вкусить от всех этих чудес и новшеств. Но как?

Мыть улицы чужих городов, как курды в Германии? Что ждет его в чужой стране? Подневольный труд на фабрике, полная зависимость от нанимателя, страх потерять работу, унизительная утрата авторитета в собственной семье, где жена вдруг может заработать больше него и начать командовать им и помыкать?

В 1960-е годы мне довелось побывать в Югославии. И в Косово я видел, с какой затаенной злобой смотрели албанцы со своих телег, запряженных волами, на сербов, обгонявших их в своих "фиатах" и "вольво". Тридцать лет спустя такие же взгляды я ловил на лицах палестинцев в Израиле. Почему-то на их территориях мы видели множество недостроенных домов с торчащей арматурой. Начинают строить, не умея рассчитать, хватит ли у них денег закончить? Делают ошибки в строительстве? Какие же чувства могут у них вызывать сверкающие огни новых кварталов вокруг Иерусалима, цветущие курорты, широкие шоссе? Даже в сельском хозяйстве израильтяне ушли далеко вперед, перейдя на орошение при помощи подземных шлангов — каждая капля воды достигает корней оливкового дерева. Палестинцы же пытаются поливать по старинке и жалуются в ООН, что им не хватает воды.