Игорь Ефимов - Феномен войны

Даже став повелителями Китая и внешне соблюдая требования дворцового этикета, монголы в душе продолжали лелеять любовь к своим старым обычаям и верованиям. Внук Чингизхана, Хубилай-хан, в выстроенной им новой столице (будущий Пекин) выделил большой участок земли, в котором была в миниатюре воссоздана степная жизнь. «За высокими стенами Запретного города, охраняемыми воинами, семья императора и его двор могли жить как монголы… Там паслись стада и стояли юрты, в которых придворные предпочитали жить, есть, спать. Беременные жёны хана стремились родить в юрте, и дети получали первое образование там же. Хотя Хубилай и его наследники на людях вели себя как китайские императоры, за стенами Запретного города они сохраняли обычаи степей». [109] Weatherford, op. cit., p. 199.

Нашествия гуннов, арабов, норманов, сельджуков, османов, монголов кажутся нам в какой-то мере логичными: эти народы почувствовали свою силу и двинулись в победный поход. Труднее объяснить упорные атаки племён на сильные государства, неизменно заканчивавшиеся поражениями: скифов на Персию, кельтов на Рим, славян на Византию, степных кочевников на Русь, индейцев на американцев.

Боевые свойства индейца были высоко оценены многими американскими офицерами. «Для индейца каждое бревно в лесу было бруствером, готовым для битвы; каждый куст, каждый замшелый валун был укрытием, из-за которого он пристально выслеживал своего неуклюжего белого противника. Пригибаясь, прячась, он бесшумно передвигался по одному ему видимой тропе. Зато следы белого человека он мог разыскивать так же уверено, как гончая находит след лисы. Их хитрость, их умение красться невидимо, их умелость и безжалостная жестокость поистине делали их тиграми человеческой расы». [110] Roosevelt, Theodore. The Winning of the West (New York: G.P. Putnam’s Sons, 1902), vol. 1, p. 109.

Но и в боях на открытых равнинах индейцы не раз побеждали посланные против них отряды регулярной армии. «Трижды индейцы племени сиу наносили полное поражение американским подразделениям. Другие племена равнин сражались не хуже, и офицеры, воевашие с ними в течение сорока лет, многократно свидетельствовали об их превосходных боевых качествах. В среднем их потери были в пять раз меньше потерь американцев. Они выиграли много боёв, но проиграли войну». [111] Vestal, Stanley. Warpath and Council Fire. The Plain Indians’ Struggle for Survival in War and in Diplomacy, 1851–1891 (New York: Random House, 1948), р. xi-xii.

Были две главные причины, по которым эти храбрые воины проиграли войну белым пришельцам. Первая: их неспособность объединяться в большие военные подразделения. «Мелкие ссоры и разногласия мешали единству, даже члены одного племени порой не могли действовать согласованно. В течение сорока лет, прошедших от разгрома генерала Брэддока (1755) до победы генерала Уэйна над индейцами (1794), северовосточные племена вели непрерывную войну на наших границах, но едва ли когда-нибудь их силы достигали трёх тысяч, а обычно и вдвое меньше того». [112] Roosevelt, op. cit., vol. 1, p. 105).

Вторая причина: в отличие от кочевников-скотоводов охотничьи племена не могли отправляться в дальний поход или принять участие в долгой осаде — им необходимо было отвлекаться на добычу пропитания. Их тактика войны была: стремительно напасть и быстро исчезнуть. Но в промежутке они успевали совершить столько бессмысленных убийств, поджогов, зверств, разрушений, что ненависть поселенцев к ним нельзя было ослабить никакими призывами к гуманизму, постоянно доносившимися с восточного побережья США.

Военные раздоры между белыми часто служили толчком для крупных нападений племён.

Когда началась Война за независимость (1775), часть ирокезов обещала американцам нейтралитет, но другая выступила на стороне британцев. [113] Hagan, William T. American Indians (Chicago: The University of Chicago Press, 1961), p. 34–35.

С первых же месяцев Войны американцев с британцами (1812–1815) виннибеги и шоуни начали совершать набеги с территории Канады. [114] Ibid., pp. 58–59.

Эта война ещё продолжалась, когда на юге подняли восстание индейцы племени крик. Они напали на форт Мимс, где перерезали пять сотен укрывшихся там беглецов и 70 защищавших их солдат. [115] Tebbel, John. The Compact History of the Indian Wars (New York: Hawthorn Books, Inc. 1966), p. 119.

Во время гражданской войны в 1862 году восстали индейцы сиу в Миннесоте. 400 белых были убиты в первые же дни, 40 тысяч в ужасе бежали из своих поселений. После разгрома восставших состоялся суд, и три сотни индейцев были приговорены к повешенью. Но президент Линкольн, оторвался от руководства военными действиями против Южных Штатов, лично пересмотрел дела осуждённых и оставил в силе только 39 приговоров. [116] Ibid., pp. 204-7.

Мы привыкли смотреть на войну как на трудное и опасное предприятие, от которого следует уклоняться до последней возможности, а уж если уклониться невозможно, то нужно спешить окончить его, как только поставленные цели были достигнуты. Но содержание данной главы может поколебать этот взгляд. Мы вынуждены будем допустить, что на протяжении мировой истории снова и снова народы впадали и продолжают впадать в состояние пассионарности (термин Льва Гумилёва), при котором война становится самоцелью, открывает им возможность утолять все три главные страсти человека.

Кочевые и охотничьи племена многократно демонстрировали иррациональную ненависть к земледельцам. Такая же иррациональная ненависть отставших к обогнавшим сегодня опаляет индустриальный мир в разных точках планеты. Каждый успешный теракт вызывает ликование на улицах мусульманских городов. Никакие усилия миротворцев, никакие щедрые дары не могут погасить вспышки вражды. Вместо сигнальных стрел к услугам сегодняшних «всадников из преисподней» — бескрайние возможности интернета. А сплочённость единоверцев обладает такой же прочностью, как сплочённость соплеменников.

Пока отставшим народом управляет деспот или монарх, индустриальный мир может лелеять надежду на то, что он останется прагматиком и не будет ввязываться в военные авантюры, нападая на противника, который сильнее его в три, пять, десять раз. Но стоит свергнуть единоличного владыку, и картина в корне меняется. Население страны превращается в неконтролируемую толпу, в которой каждый подчиняется только порывам собственных страстей. И самой сильной окажется жажда бессмертия. Именно её реализует террорист, взрывающий себя в поезде, в церкви, в кафе, в школе. И чем больше у его «врагов» будет авианосцев, пушек, ракет, вертолётов, истребителей, дронов, тем полнее будет его чувство победы.

Обогнавшие склонны воображать, что отставшего можно купить, умиротворить благами индустриального мира. Они не понимают, что каждый сириец, ливиец, пакистанец, афганец, достигнув Европы и получив все щедрые дары, через месяц, два, год осознает, что у него исчезло всё, что питало его надежду на бессмертие. Вокруг него процветают и обгоняют его во всём люди, ни в грош не ставящие пророка Мухаммеда, финансисты, одалживающие деньги под проценты, женщины, разгуливающие без чадры и даже головной повязки, имеющие право в любой момент уйти от мужа и забрать у него детей; вино льётся рекой, музыка гремит из всех приёмников и окон, зато голосам муэдзинов запрещено тревожить покой неверных.