Игорь Ефимов - Феномен войны

Боевые действия на время затихли, но смута продолжалась. Никто не знал, как управлять страной без короля, а о том, чтобы вернуть ему власть не могло быть и речи. Возникает впечатление, что решение судить короля и предать его казни созрело в умах революционеров из желания достичь точки невозврата, обрести сплочённость в беспрецедентном акте казни законного монарха.

«30 январа 1649 года под охраной полка пехоты король был доставлен из Сент-Джеймса в Уайтхолл. Его провели через банкетный зал дворца на эшафот, пристроенный вплотную к окну второго этажа, затянутый чёрной материей, где посредине уже стояла плаха, а на ней — приготовленный топор.

Король произнёс небольшую речь к сопровождавшим его, потом повернулся к палачу и сказал: “Я прочту короткую молитву, потом выброшу руки вперёд. Мои волосы не помешают вам?” Палач попросил убрать их под шапочку. Король снял плащ, опустился пред плахой на колени и после короткой паузы дал условленный знак. Палач отсёк ему голову с одного удара». [240] Там же, стр. 333.

Англия превратилась в диктатуру, в которой вся власть сосредоточилась в руках одного человека — Оливера Кромвеля. Парламент — вернее то, что от него осталось после многих чисток и к чему прилипло название «огузок» (rump) — присвоил ему звание «лорд-протектор». Страстная религиозность победивших пуритан начала проявлять себя в мелочном надзоре за поведением людей в повседневной жизни. Были запрещены все любимые народом развлечения от танцев и театра до петушиных боёв и ярмарочных увеселений. Любые украшения на одежде могли быть сорваны экзальтированными фанатиками. В Рождество солдаты обходили дома лондонцев и заглядывали в кастрюли, проверяя, не варится ли там мясо.

Уинстон Черчилль в своей книге так характеризует эпоху лорда-протектора:

«Диктатура Кромвеля сильно отличалась от диктатур, которые мы видим сегодня. Хотя на прессу была наложена цензура и роялистов притесняли, хотя на судей оказывали давление, голос республиканской оппозиции всегда был слышен. Не было попыток создать партию, подчинённую диктатору. Частная собственность уважалась, и ни один человек не был брошен в тюрьму без суда. Веря, что евреи представляют собой ценный элемент общественной жизни, Кромвель разрешил им возвращаться в Англию после четырёхсотлетнего изгнания. Не было серьёзных преследований по религиозным мотивам, и даже католикам были оставлены многие свободы». [241] Churchill, Winston S., arranged by Commager, Henry Steele. History of the English Speaking Peoples (New York: Barnes & Noble, 1994), р. 202.

Когда Кромвель умер в 1658 году, его сыновья, Ричард и Генри попытались занять его место, но армия не поддержала их. После года закулисных переговоров между различными политическими и религиозными группировками страна решила вернуться к монархическому правлению, и изумлённый Карл Второй Стюарт въехал в ликующий Лондон. Снова у власти оказались король, лорды, общины и епископы. Но это отнюдь не означало возврата к дореволюционному статускво. Новые английские короли прекрасно понимали, к чему могут привести попытки покушаться на власть и прерогативы парламента. Следующие сто лет английской истории были украшены ростом военной мощи, богатства, культуры. Новый кризис случился только тогда, когда законодательная ветвь власти — парламент — попыталась распространить своё право налогообложения и на тех подданных короны, которые не голосовали на выборах в Палату общин — на жителей Американских колоний.

Американскую Войну за независимость (1775–1783) тоже можно было бы с полным правом включить в эту главу. Многими чертами она подпадает под определение «гражданской». Примерно треть четырёхмиллионного населения колоний была решительно против отделения от метрополии. Лоялисты вступали в полки, сражавшиеся на стороне британцев. В тысячах семей разыгрывались драмы аналогичные той, которую пережил Бенджамин Франклин, когда его сын Вильям выбрал остаться верным слугой английского короля в должности губернатора Нью-Джерси. И всё же мне кажется более плодотворным рассмотреть этот исторический катаклизм в главе «Войны за независимость».

Вплоть до наших дней, полтора столетия спустя, тема гражданской войны 1860–1865 годов остаётся кровоточащей раной, отзывается болью в сердцах американцев и смятением в умах. Каждый год публикуются новые исторические исследования, новые романы и фильмы, поэмы и пьесы, пытающиеся проникнуть в тайну этой великой исторической трагедии. Кто виноват в ней? Была ли она неизбежна? Давала ли конституция американским штатам право на отделение? Было ли у президента право отдать приказ о вторжении в южные штаты? Неужели белые южане шли на смерть только ради сохранения института рабовладения?

Избранный на пост президента Авраам Линкольн ещё не успел вступить в должность, не успел издать никаких указов, когда в южных штатах начался гул возмущения, сводимый к простой формуле: «Пусть выборы президента показали волю большинства, но под властью такого большинства мы жить отказываемся». Многолетняя пропаганда аболиционистов в Северных штатах была пронизана презрением и ненавистью к защитникам такого бесчеловечного института как рабство, а рейд Джона Брауна, закончившийся кровопролитием, показал, что противники рабовладения не остановятся ни перед чем.

Гордые южане не были готовы мириться с таким отношением к себе. В их глазах идея дать свободу чёрным, когда они находились на таком уровне невежества и дикости, выглядела безумием. Они слишком хорошо помнили, с какой жестокостью расправлялись негры с белыми хозяевами, получив свободу на острове Святого Доминика (1791–1803), помнили и восстание Ната Тёрнера в 1831. Слухи о заговорах чёрных, о собираемых ими запасах оружия и пороха муссировались, расползались, обрастали красочными и пугающими домыслами.

Конечно, новоизбранный президент не мог бы сразу отменить рабство своей волей. Но федеральное правительство имело большой арсенал приёмов, которые можно было использовать для ослабления власти рабовладельцев. Оно могло отменить цензуру почтовых отправлений, введённую южанами в своих штатах, после чего поток пропагандной литературы хлынул бы в их города. Оно могло назначать на должности федеральных судей активных противников рабовладения. Оно могло отменить законы, разрешавшие охоту за рабами, убежавшими в Северные штаты.

Законодательное собрание Южной Каролины первым проголосовало за отделение от Союза уже в декабре 1860 года. В январе его примеру последовали собрания Миссисипи, Флориды, Алабамы, Джорджии, Луизианы, Техаса. [242] Eaton, Clement. A History of the Southern Confederacy (New York: The Macmillan Co., 1956), p. 14. Конвенция, собравшаяся в Монтгомери (Алабама) 4 февраля 1861 года, объявила о создании нового государства: Конфедерации независимых южных штатов, со своим конгрессом, президентом, конституцией. Эта конституция категорически запрещала конгрессу Конфедерации принимать какие-либо законы, направленные против института рабовладения или ограничивающие права рабовладельцев. [243] Ibid., p. 44.