Лазарь Флейшман - В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

В течение 1919 г. Опперпуту в качестве красного офицера приходилось выступать против местных партизан.

Он, однако, установил тесную связь с повстанцами, вследствие чего походы красных оканчивались неудачей.

— При встречах с представителями партизан, — расказывает Опперпут, — мы решали, по каким дорогам будут двигаться красные партизаны, по каким будут отступать повстанцы. «Припоминаю забавный случай, — передает он, — когда мне с двумя нашими офицерами самим пришлось обстрелять на могилевском шоссе автомобиль губвоенкома, чтобы сбить его от верного направления и дать возможность партизанам отойти в район пропойских лесов» [21] «Опперпуто себе самом (Показания чекиста-провокатора Опперпута, данные им в Гельсингфорсе после бегства из СССР)», Сегодня (Рига), 1927, 30 октября, с. 3. .

Однако факт остается фактом: Опперпут, согласно следственному делу, «дал ключ» к раскрытию савинковской организации. Можно предположить, что само по себе письмо к Менжинскому — с неожиданным обращением «товарищ» — было написано с одобрения Я. С. Агранова, который вел допросы Опперпута уже в Смоленске, Гомеле и Минске, а затем и в Москве. Опперпут так вспоминал о нем в своих гельсингфорсских записках 1927 года:

Мягкий по внешности, с глубоким грудным баритоном, он ворковал перед своими подследственными, точно голубь, и только порой холодный блеск его темных прищуренных глаз выдавал сидящего в нем кровожадного зверя. Дьяволом звали его подследственные, и им он был в действительности. Во время следствия он точно измывался над своей жертвой. Месть, обещания золотых гор и полного прощения всех грехов не только подследственному, <���но> и всем с ним связанным, и безусловно большие гипнотические способности были главными его орудиями следствия. Физических пыток он не признавал совершенно, но зато виртуоза выдумывать моральные пытки нет ему равного. Недаром Ленин, умевший верно оценивать людей, направил его из своих секретарей на работу в ВЧК. <���…> Ко мне он почему-то благоволил. Возможно, что в данном случае имело значение то, что у нас по Гомелю оказалось много общих знакомых, которые безусловно сносились с ним по поводу меня. Его влияние в ВЧК было огромно, почему не удивительно, что он очень легко добился замены мне высшей меры наказания заключением в концентрационный лагерь с тем, чтобы я впоследствии был использован как секретный сотрудник [22] Hoover Institution Archives. Nicolaevsky Coll, Box 300, folder 1, «Записки Опперпута» (машинопись), с. 4. .

Поездку в Варшаву с целью ликвидации Савинкова Опперпуту не позволили: доверия к энтузиасту-неофиту чекисты не питали. Но, с другой стороны, предложение ценного арестанта об использовании его услуг они приняли и подвергли его нескольким испытаниям.

Первым таким испытанием оказалось следствие по делу Петроградской боевой организации, завершившееся расстрелом 61 человека в августе 1921 года. Интерес к Опперпуту в этом контексте объяснялся тем, что следствие изо всех сил стремилось найти доказательства сотрудничества между петроградской и савинковской организациями. Как только его доставили в Москву во Внутреннюю тюрьму на Лубянке, от него стали добиваться соответствующего признания:

В первый же день меня вызвали к Артузову, «начальнику контрразведывательного отдела» ГПУ (т. н. «КРООГПУ»).

— Почему вы отрицаете свою связь с организацией Таганцева? — спросил он. — В этом сознался не только сам Таганцев, но и ваша невеста, через которую вы поддерживали связь.

Я ответил:

— Отрицаю эту связь потому, что ее нет и не было, а моя невеста не может быть такой связью потому, что она даже не знает, что я веду антисоветскую работу и участвую в Союзе защиты родины и свободы.

Вскоре мне устроили очную ставку с одним офицером. Его я встретил в Варшаве, в штабе Савинкова. Оказалось, что он… служит в ВЧК и снова возвращается в Варшаву, вместе с другими такими же «савинковцами» [23] Эдуард Опперпут, «Опперпут о себе самом. (Показания чекиста-провокатора Опперпута, данные им в Гельсингфорсе после бегства в СССР). Как я стал чекистом», Сегодня, 1927, 2 ноября, с. 3. .

Как известно, следствие по таганцевскому делу было возложено на того же Агранова. С его переводом в Петроград этапировали туда и Опперпута. В «Записках» Опперпута рассказывается:

Спустя еще несколько дней, на одном из допросов, Агранов сообщил, что ему поручено также и дело профессора Таганцева, но руководство следствием по делу НСЗРиС он все же сохраняет за собой, почему одновременно с его отъездом в Петроград и меня переводят туда же. Действительно, скоро меня перевезли в Петроград и поместили в т. н. «Особом коридоре» ДПЗ.

Когда арестованных по делу организации Таганцева оказалось слишком много, часть из них перевели из тюрьмы Губчека в ДПЗ.

В мою камеру поместили самого Таганцева.

Трагедия его организации развивалась и дошла до своего конца на моих глазах [24] Эдуард Опперпут, «Опперпут о себе самом». Там же. .

По-видимому, в каком-то отношении к этой попытке Агранова вскрыть связь между НСЗРС и таганцевской организацией находилась и история брата Опперпута Фридриха, рассказанная в тех же гельсингфорсских воспоминаниях:

В ДПЗ состоялась моя очная ставка с братом Фридрихом, специально для этого доставленным из Витебской губчека. Непричастность его к союзу была полностью установлена, и Агранов освободил брата с тем, чтобы он немедленно покинул Петроград и возвратился в Витебск. Брату все же удалось уведомить У., что я — в ДПЗ.

Только потом я узнал о тяжкой участи моего брата. Несмотря на полное оправдание, он, по прибытии в Витебск, был задержан снова и помещен в тюрьму губчека. Он упорно отрицал свою причастность к НСЗРиС. Это раздражало следователей. В конце концов, предпринимая обычные меры воздействия, уполномоченный ВЧК (из польских офицеров), за которым числилось дело брата, приказал бросить его в т. н. «каменный мешок»: низкая и узкая дыра, в которой нельзя было ни встать, ни лечь, в которой не была даже знаменитой тюремной «параши», почему отправлять свои естественные надобности приходилось здесь же, на полу.

В этом мешке до брата уже помещался кто-то. Понятно вполне, почему, после нескольких дней сидения в этой клоаке, брат Фридрих — к антисоветской работе действительно совершенно непричастный — при отводе на допрос к следователю выбросился в окно с целью покончить жизнь самоубийством.

Ввиду перелома грудной клетки его перевели в больницу, а оттуда — в Москву, в Бутырскую тюрьму [25] Там же. .

Сопоставление доступных нам данных заставляет прийти к заключению, что перевод Опперпута в Петроград, конечно, не был чисто механическим перемещением. Его отправили туда не просто потому, что туда направили Агранова, но потому, что следствие по делу Таганцева нуждалось в специфических показаниях Опперпута, которые помогли бы объединить оба дела — Савинкова и Таганцева. Потому и поместили двух высокопоставленных арестованных — руководителя Западной областной организации НСЗРС и главу Петроградской боевой организации — в одну камеру. Амальгама исконно была излюбленным методом чекистского руководства.