Клаус Хольцманн - Россия. Снова эксперимент

Да, именно так обстояло дело. И, характеризуя «перестройку», совершенно неверно преподносить ее таким образом: якобы общество захотело перемен, и оно их получило. Неверно в корне. Общество было в самом хвосте событий, оно не понимало, что происходит, видело лишь демократическую оболочку, в которую искусно были обернуты происходящие события. Весь процесс шел исключительно в среде номенклатуры. И если Андропов повторял неоднократно, что мы, мол, не знаем общества, в котором живем, то инициатор перестройки М.Горбачев не знал настроений самого правящего класса, которым руководил, что и обернулось его политической трагедией. А суть в том, что «ожиревшая» номенклатура в массе своей захотела освободиться от бремени управления хозяйством страны и при этом сохранить власть. Мало того. Если прежде для номенклатурщика капиталом являлась лишь его власть, то теперь ему захотелось еще и «материализовать» этот капитал. И если власть номенклатуре удалось сохранить лишь частично, только в сфере владения бывшей государственной собственностью, то в сфере «материализации» она преуспела. Значительная часть номенклатуры настолько «ожирела» к тому времени, что уже не могла осуществить этот процесс «материализации» самостоятельно. Для этой цели ей понадобился союз с поднаторевшим в таких делах теневым бизнесом, а зачастую и с просто криминальными элементами. Отсюда и родилась сегодняшняя криминализация общества. Она органически проистекала из происходившего тогда процесса и имеет теперь глубокую социальную основу. Характерно, что завершение этого процесса знаменовалось исчезновением диктатуры. Оказалась она теперь ненужной, так как каждый уже получил то, что хотел, и не нужно было уже ничем управлять. И сразу государство стало другим, обмякшим, аморфным, неспособным выполнять свои основные функции. Но это и не было демократией, поскольку народ (демос) по-прежнему оказался отброшенным от завоеваний новой системы. На его долю выпала лишь никому не нужная «голодная демократия». А демократическая оболочка, при которой происходил демократический процесс, оказалась лишь миражом, очередным обманом. Теперь посмотрим, какова же была политическая окраска происходящего процесса. Внешне наступил, наконец, период «перестройки», воспринятый всеми слоями проснувшегося общества с такими надеждами. Правда, у каждого слоя был свой вектор надежд. Да, появился новый руководитель, понимавший необходимость каких-то перемен, принятия каких-то мер, которые предотвратили бы дальнейшее сползание экономики, понимавший необходимость либерализации общественной жизни. Умный, мыслящий руководитель. Да вот незадача! В России уж слишком часто горе было именно от ума. Так и в этот раз пошло, как по Грибоедову.

На первый взгляд, все шло прекрасно. Шли демократические перемены в жизни общества, внедрялась гласность, пусть и дозированная… Обществом овладела эйфория. Овладела настолько, что миллионы людей в рабочее время льнули к телевизорам и радиоприемникам, восхищаясь интригами заседаний Верховного Совета и съездов народных депутатов. А бедная работа в это время стояла. Поэтому, и не только поэтому, резко упала трудовая дисциплина. Но, похоже, это уже никого не волновало. Все должно было свершиться по воле божьей и горбачевской.

Естественно, в экономике никаких позитивных сдвигов не произошло. Наоборот, положение даже ухудшилось. Вот к чему привело то, что политика пошла впереди экономики. В этих понятиях была нарушена элементарная последовательность. А попытки внедрения сначала первой, а затем и второй моделей хозрасчета можно было расценить лишь как выдающиеся провалы. Еще Андропов неоднократно повторял, что мы, дескать, не знаем общества, в котором живем. Не знал его и одержимый благими намерениями Горбачев. Он не уловил процесса разложения номенклатуры, прежде всего, его среднего звена, которое на местах своей некомпетентностью и безразличием губило все его начинания в реформировании экономики. Особенно удручает тот факт, что на финише своего правления он планировал создание в Сибири большого нефтехимического комплекса. Это было как раз в то время, когда существенно упала цена на сырую нефть. А продукты ее переработки стали бы на порядок дороже, поскольку основную долю цены в этом варианте составляет не сырье, а труд. О препятствиях на пути к осуществлению того плана пишут авторы книги [175, стр.172]: «Тогда к сожалению, политическая неразбериха не позволила довести разумную идею до осуществления. Одним из активнейших оппонентов проекта оказался заместитель главного редактора ежемесячника «Коммунист» Егор Тимурович Гайдар». Там же авторы отмечают: «Впрочем на всех последующих постах он (Гайдар — К.Х.) проявлял столь впечатляющую нечувствительность к стратегическим планам». Как в воду смотрели авторы, в чем мы убедимся далее. А как бы реализация того плана Горбачева пригодилась в наше время, когда страна прочно села на «нефтяную иглу».

К тому же в самой верхушке возглавляемой им партии произошел раскол. Значительная часть ее была настроена на углубление реформ. Другая, консервативная часть, иногда скрытно, а порой и явно, выражала недовольство и даже противилась. И не только в области экономики, но и во внутренней политике. Особенно это проявилось на заключительном этапе правления Горбачева. Так, без его ведома были жестоко подавлены демонстрации в Вильнюсе и Тбилиси. Особенно страшным было преступление в Тбилиси, где подручные генерала И. Родионова преследовали и убивали саперными лопатками безоружных женщин. Именно эта бесчеловечная акция 9 апреля 1989 года положила начало подрыву вековой дружбы русского и грузинского народов. Впоследствии этот процесс все обострялся и в конечном счете привел к войне в августе 2008 года. Вся страна наблюдала по телевидению, как на заседании Верховного Совета пытались обвинить Родионова в его изуверстве и как консервативное ядро стало его выгораживать. Но тут Родионов выдал сам себя: «Это была маххрровая…». Здесь микрофоны были моментально выключены, но и этого было достаточно.

А пока начали вводиться новые формы собственности. Но в стране, так неудачно строившей в последний период социализм, так же неудачно создавались и эти новые формы. Прежде всего, речь пойдет о кооперативах, и не будем дискредитировать саму идею создания кооперативной собственности. Но явно было необходимо на первых порах рост этого вида собственности поставить в какие-то рамки. Следовало первоначально ограничить кооперативы сферой услуг населению в области быта или чем-то близким с этим, т. е. в тех щелях, куда государственным структурам, увлеченным масштабностью своей деятельности, недосуг было запустить свои руки. Очень важно было на первых порах, чтобы заработки в кооперативах достигались трудом, а не спекулятивными операциями, чтобы в кооперативы людей привлекали не столько высокие заработки, а лишь независимость от чиновников и начальства. Другими словами, в труде там главным стимулом должна была стать самостоятельность. Подчеркнем еще раз — все эти ограничения только на первых порах, ибо быстрое накопление большой массы незаработанных денег — это прямой путь к инфляции. Так оно и получилось на деле. А в мелких кооперативах доминирующее положение занял шашлычник, подешевле где-то скупивший мясо и втридорога продававший свою продукцию. К тому же кооперативное движение сразу приняло такой размах, что охватило практически все отрасли хозяйства, что одноразово никак нельзя было допустить.