Ирина Дементьева - Командировка

Некоторые, не дождавшись от старших первого шага навстречу, делают его сами. Так вернулся Почапский, рассудительный, уверенный в себе парень, лихой, видать, в работе. В леспромхозе ему поручали непростое дело — варить пихтовое масло. Оно требует терпения и сноровки, но хорошо оплачивается. За три сезона заработал как раз столько, чтобы поставить себе дом. На колхоз не рассчитывал, за домом в Сибирь съездил. Что в его рассказе важно? Что ставит он хату не на берегу Зеи или Аргуни, а в родном селе! Везучий Почапский: водителей в «Червоном хлеборобе» достаточно, а и на него машины хватило. Но, может, и колхозу на Почапского повезло?

А в Сибири лед трещит на реках, хвоя от сырости тяжела, и у пильщиков опять душа не на месте: скоро в дорогу. Иной уже пятый раз туда-обратно едет. Мелькают за окном знакомые станции, чья-то налаженная жизнь — не проглядеть бы свою. Под стук колес идут дни, сезон к сезону складываются в годы. Перегорает, как всякая безответная любовь, любовь к технике, молодая любознательность, мечта о своем деле, своем доме. Вагон — не дом, сезонник — не профессия. Прислушается к своей пятой сибирской весне: не лед трещит — судьба ломается. Нет, им совсем не сладко, детям Слободы Гуливской, иначе бы не писали. На побывку поедут не все — кое-кто осел в Сибири. Остальные ждут счастливых перемен дома.

Винницкая область.

В некотором царстве, в некотором государстве… Жили-были… Пока лились за окном купе огни Подмосковья, я пыталась вспомнить сказку, слышанную в детстве. Да полно, слышанную ли? Не читанную ли в старых сборниках Афанасьева? Спящих под накрахмаленными простынями пассажиров старая добрая «Красная стрела» за ночь доставит в северную столицу. А на ковре-самолете путь между столицами и в сказке, и теперь занимает час. Так сказка на века опередила медленную жизнь. А сбывшись, она, похоже, уходит от нас, ледоход времени отрывает ее от человеческого тепла и уносит назад, за горизонт. Да и нужна ли она нам сегодня, поскольку, как только что заметил один из моих попутчиков, — взрослые нынче читают фантастику и даже малые дети предпочитают мультяшку и мюзикл?

…Не были, не жили, не были, не жили, — скептически отстукивали колеса, как бы продолжая только что смолкнувший в купе спор.

В Ленинград «за сказками» пригласил меня знакомый фольклорист.

— В Ленинград за сказками? Удачное место для фольклорной экспедиции, — ехидно заметила соседка напротив.

— И я ездил в Москву за песнями, — мрачно сообщил солидный командированный. — Мне в министерстве такую песню спели, четыре квартала слова буду помнить. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», — пропел он, забираясь на верхнюю полку. И сердито добавил: — Делом надо заниматься, делом!

И колеса стали отстукивать бодрый марш «А вместо сердца пламенный мотор». Нет, думала я, не нужен вместо сердца мотор, пусть уж будет по-старому.

Должна признаться: оказавшись в Ленинграде, уговорила Владимира Бахтина, фольклориста, выбраться за городскую черту, съездить в деревню, хотя бы пригородную, недальнюю.

Электричкой мы доезжаем до Гатчины и садимся в местный автобус, по случаю субботы туго набитый пассажирами и сумками. Это, в основном, ленинградцы, едущие на выходной навестить отчие дома, да еще до ближайшей школы подсаживаются ребятишки с портфелями.

Кондуктор объявляет остановки: Войсковицы, Елизаветино, Кикерино, Курковицы. Нам в Холоповицы, от Курковиц пешком с километр, где дома пореже, снегу побольше.

По пути я рассказываю Бахтину наш спор в купе и про сердитого пассажира с его назиданием: «Делом надо заниматься, делом!». Бахтин смеется и в ответ рассказывает историю первой «своей» частушки. Был он тогда недавний школьник, окончивший за несколько блокадных месяцев выпускной класс. На фронте от одной молоденькой связистки услышал и записал частушку:

А полтора десятка лет спустя в очереди у вокзальной кассы встретил ту связистку. Она с сумками ехала куда-то к себе под Чудово, он с магнитофоном — за песнями. «Помнишь, ты частушку пела? — спросил он. — У меня уже больше тысячи частушек». Она покачала головой: «Делать, видно, тебе нечего, все ерундой занимаешься»…

— Тридцать лет как занимаюсь, — весело закончил Бахтин.

Шли и волновались: застанем ли хозяйку дома? Конечно, в восемьдесят лет не разъездишься, но тут случай особый: внучка Надя, окончив хлебопекарный техникум, получила назначение в Новую Ладогу и вот теперь выходит за тамошнего парня замуж, какая же свадьба без бабушки? Без нее ни одна чужая-то свадьба не обходилась.

Марию Николаевну Тихонову Бахтин «открыл» двадцать лет назад. Пока знакомился, пятилетний ушастый рыженький Коля, внук, все крутился у него, требовал: запиши да запиши и его сказку. И довольно бойко рассказал про строптивую козу:

— Жили-были дед да баба. Была у них коза. Вечером гонит ее баба домой, а дед встречает: «Козухина, лазухина, ты пила ли, ты ела ли?..»

Бахтин сказку записал, и Коля, разохотившись, рассказал еще одну и тоже про козу:

В одном месте Коля сбился, но тут же нашелся, потому что безымянной народной педагогикой, подарившей детям эту сказку, самим ритмом ее был предусмотрен и момент импровизации, чтобы развить в малыше не только память, но и сообразительность. «Молодец!» — сказал Бахтин и записал вторую Колину сказку. Так они и значатся под номерами 56 и 57, две сказки, записанные от Коли Николаева из Холоповиц в недавно выпущенном Лениздатом сборнике «Сказки Ленинградской области». А под следующим 58-м номером идет «Дочка и падчерица», рассказанная Колиной бабушкой Марией Николаевной Тихоновой.

Но еще больше увез тогда Бахтин песен и частушек. А распрощавшись, попросил Марию Николаевну, если вспомнит что еще, записать на бумажку, благо бабушка грамотная, два класса окончила. И уехал из Холоповиц — так уж к стыду его получилось — на целых двенадцать лет. А когда в 1969 году вышел у него первый сборник «1000 частушек Ленинградской области», он отправил ей бандероль и получил письмо. Мария Николаевна благодарила за книжку: «Вы так высоко оценили мое простое деревенское дарование». Все эти годы она, что вспоминала, записывала. «Приезжайте, я вас засыплю песнями и сказками. У нас теперь и свет, и автобус ходит…»

С тех пор он уже много раз бывал у Тихоновой. Однажды Мария Николаевна запела: «Ты река ли моя реченька, — и он замер. — Бежит речка, не сколыхнется, со песочком не возмутится»… Да ведь именно эту песню записал в свое время Пушкин. Считалось среди филологов, что Пушкин собирал фольклор в Болдине, в Михайловском и Тригорском. «Откуда вы, говорили, родом, Мария Николаевна?» «Из Елизаветина, за девять верст от Холоповиц». Но в Елизаветине родилась, ходила в девушках, была просватана сама Арина Родионовна! Так вот от кого, возможно, записал Пушкин «Реченьку», пережившую почти на полтора столетия и Пушкина, и Арину Родионовну, и ожившую в устах другой елизаветинской крестьянки, старой работницы совхоза «Кикеринский» Марии Николаевны Тихоновой!