Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

И тогда, разумеется, кто даст не сто рублей, а перешибёт цену и даст сто два — та и мама.

А что вы хотите? Биржа — так уж биржа.

В семье люди рожают себе помощников, продолжателей, опору и усладу под старость. А на бирже — конкурентов и могильщиков.

Поэтому на бирже, вне зависимости от благосостояния, достатка и размеров жилплощади всегда будет демографический кризис. Кто же в здравом уме станет вешать себе на шею такую обузу, как дети, когда единственно, чего от них можно ждать, это что они с чистой совестью будут использовать тебя в хвост и гриву, пока сами слабы и нуждаются в опеке, а чуть окрепнут — при первой же возможности выкинут тебя на ближайшую помойку и на тебя же станут искренне обижаться, если ты попробуешь оказать сопротивление.

Там, где главные ценности — выгода и корысть, альтернативы такому сценарию жизни нет.

Если не взять из семьи бескорыстия, сострадания, умения терпеть и прощать — больше их взять вообще неоткуда. А без них жизнь превращается в ад. Вполне рациональный, конечно, и лишённый каких бы то ни было долг тонных, убыточных и ограничивающих свободу предрассудков.

В христианстве все эти альтернативные аду предрассудки поддерживались страхом Божиим, и впрямь сильно помогающим при воспитании. Но случилась секуляризация, и не повернуть вспять колесо истории. Если девственность утеряна, можно, конечно, сходить к хирургу и что-нибудь себе зашить. Но сгодится это разве лишь чтобы обмануть будущего партнёра по сексуальным услугам. Себя-то не обманешь и девичьего трепета — не вернёшь.

Конечно, я говорю сейчас не о том, есть Бог или нет его, и не о том, способен ли отдельный человек искренне и всерьёз уверовать, когда кругом творится то, что творится. Нет. Я говорю только о самочувствии культуры.

Первая стадия секуляризации, на которой ещё сохраняется своеобразие цивилизаций, окормлявшихся разными религиями — это состояние, когда на небе уже никого и ничего нет, но те идеалы, те манящие картины, которые мы помещали на небо, для нас сохраняются практически в неприкосновенности. Просто потому, что без них совершенно пусто и уныло в мире, смысла нет терпеть неизбежную жизненную тяготу. Не для чего жить.

Других интегрирующих мечтаний, помимо тех, что сформулированы религией, в выросшем из этой религии светском обществе нет и быть не может. Их неоткуда взять. На религиозной стадии они слишком вошли в привычку; отменить их росчерком пера, заменить на какие-то искусственно выдуманные кабинетными идеологами или чужие, заимствованные у пусть даже более удачливых соседей — в массовом порядке невозможно.

Да, собственно, один из побудительных мотивов секуляризации и есть — попасть в сызмальства манивший религиозный рай, не дожидаясь смерти. Свой рай, привычный. И не в качестве воздаяния за добродетельную и божескую жизнь, но задарма, а в крайнем случае — просто за деньги. Ведь как хочется! И то ли есть оно, это загробное царство, то ли нет… Да ещё пустят ли туда, или в ад отправят за грехи… Нет уж! Мы же люди, цари мира, мерила всех вещей! И мозг вытворяет очередную подмену: Бог нам ничего не даст, ведь его нет; но это и к лучшему, потому что всё обещанное нам попами в раю мы ещё при жизни сварганим себе сами. Своею собственной рукой. Едва ли не самый разительный пример такого рода — это фёдоровская теория общего дела. Бога нет, рая и ада нет, Страшного суда никакого не будет, но мы сами научным образом напряжёмся и воскресим всех своих отцов.

А вот на следующей стадии, дальше которой ехать уже некуда и на которой начинается настоящий рационализм и модернизация во всей красе, людям приходит в голову простое и естественное: а на хрена нам, собственно, столько отцов? У нас и своих дел хватает: карьера, бизнес, фитнес, сексуальные услуги… Мы от нынешних-то, от ещё живых-то старпёров своих не знаем, как отделаться!

И вот на этой стадии все самые разнообразные культуры действительно могут слиться в одно бескультурье. Удовлетворение физиологических потребностей — это и есть единственная общечеловеческая ценность. Остальные, те, что воспитываются семьёй с её бескорыстным взаимослужением и неоплачиваемым состраданием, все в той или иной степени — специфичны для разных культур и, говоря демократическим языком, являются отжившими предрассудками и пережитками, родимыми пятнами отсталости, и лишь разобщают людей. Вот мягкая туалетная бумага — это да, это не разобщает, её хотят все люди вне зависимости от религиозных и политических убеждений.

Кстати сказать, уязвимость той или иной культуры, её подверженность десакрализации, её способность к секулярному преображению не в последнюю очередь зависят от того, какой у неё рай. Христианское небесное блаженство оказалось очень легко подменить обещанием материального изобилия, а там — стоило лишь уверовать, что изобилие это вскорости даст позитивная наука и правильная организация труда, всякому мало-мальски здравомыслящему человеку стало ясно, что и не надо нам посмертного воздаяния за добродетели, тут нажрёмся.

Попробуйте-ка убедить буддиста, что никаких реинкарнаций выдумывать незачем, и незачем выходить из круга перерождений, потому как нирвану ему вскоре с лёгкостью ещё при жизни подарит новый завод металлопроката!

Конфуцианцы же вернули семье долг.

Великие априорные непрагматичные ценности следует, с их точки зрения, соблюдать не потому, что после смерти черти будут жарить, и не потому, что в будущем рождении окажешься червяком.

Быть порядочным человеком нужно потому, что иначе семье станет плохо.

Кстати сказать, этой системе не грозит никакая секуляризация, потому что ни один из её элементов не вынесен в мир иной. Культ предков, из которого вырос культ семьи, может ослабеть и забыться, но сама семья — вот она, туточки. Отказавшимся от Христа христианам для замещения загробного рая пришлось придумывать либо посюсторонний будущий коммунизм, либо столь же посюстороннее изобильное общество полной свободы и равных возможностей, демократию окончательно лишённых предрассудков «коммерческих животных», которая вот-вот будет построена, только дайте сперва разбомбить поголовно всех, кому этот рай не нравится. Но когда функцию рая в системе общих ценностей выполняет благополучная семья, сытые бодрые старики и здоровые любящие работящие дети, ничего не надо выдумывать, остаётся только строить и строить этот совершенно реальный коммунизм, доступный, в сущности, каждому вполне при жизни.

Круг замыкается. Бескорыстие и прочие качества цзюньцзы воспитываются лишь семьёй — и быть цзюньцзы надо в первую очередь потому, что тогда семья будет в счастье, покое и достатке.