Нинель Звонарёва - Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

Парадоксы этого «закона» нередко приобретают кощунственный характер. В 1983 году в ФРГ, в издательстве «Друффель-ферлаг», вышла из печати книга

Германа Гисслера «Другой Гитлер». Книга откровенно прославляла «выдающегося архитектора» и «обаятельного человека» — Адольфа Гитлера. Но, когда «Общество людей, преследовавшихся при нацизме» подало на издательство в суд, суд в иске отказал. Словом, «те, кто пропагандируют преступления СС и нацистских военных преступников, могут не опасаться должного возмездия», — писала по этому поводу газета «Тат» — орган Общества. Вроде бы свобода печати, свобода слова… Но вот другой пример — в той же ФРГ в феврале 1983 года суд по трудовым конфликтам земли Шлезвиг-Гольштейн санкционировал увольнение наборщика Дитера Шлихтинга из типографии «Норд-Оффсет Зонтаг унд Ваххольц» в Эллербеке за то, что он откровенно осудил выпуск издательством пронацистской, антикоммунистической литературы и отказался набирать эти книги.

К сожалению, наборщики французской типографии вовремя не забастовали и антисоветский роман «Попов» Поля-Лу Сулитцера вышел в свет, да еще и получил громкую рекламу масс-медиа правого толка. Еще бы, ведь роман формирует очень выгодный буржуазной идеологии имидж «экспансионизма СССР». Главный герой романа — «красный банкир» Попов — проник с «советским капиталом» в 450 тыс. западных фирм (!), воздействуя этим капиталом на биржу, вызывая панику, финансовые кризисы в странах Запада, а следовательно, и инфляцию, и безработицу… Вот такой незатейливый идеологический сюжет: и своих капиталистов и политиков, не сумевших справиться с экономическими трудностями 1980-х годов, обелили, и «красных» очернили.

Еще один удобный жанр — научная фантастика… Но поскольку новых романов, несущих в своих бумажных недрах нужные буржуазной идеологии имиджи, не хватает, изыскивают полузабытые старые и, если они «соответствуют», широко рекламируют. Но при продаже подержанного товара, в том числе и идеологического, как известно, не обойтись без конфуза. Такой конфуз произошел с попыткой преподнести в качестве «гениально сбывшегося пророчества писателя» роман Джорджа Оруэлла (настоящее имя Эрик Артур Блэр) «1984», написанный в 1948 году (некоторые критики высказывали предположение, что время действия было выбрано автором произвольно: он просто переставил две цифры, взяв за основу год издания книги). Незадолго до того Оруэлл разразился антисоветским романом «Ферма животных». Однако роман этот прошел как-то незаметно, не принеся ни славы, ни денег, ни творческого удовлетворения. А вот второй — антиутопия «1984» — стал, по свидетельству «ниспровергателей марксизма», «выдающимся антикоммунистическим трактатом».

Роман сделали даже обязательным чтением для американских школьников. Очень уж близки были организаторам антикоммунистического «крестового похода» зловещие пророчества Оруэлла. И тут произошла необычная метаморфоза: то, что одним показалось пророчеством относительно развития социалистического общества, в 1984–1986 годах многим представилось калькой с общества капиталистического. Ибо зловещие сцены чудовищной бездуховности, давления властей на психику рядовых граждан, отсутствие элементарных свобод, преследование инакомыслящих, — все, о чем Оруэлл писал как будто применительно к будущему коммунистическому обществу, сегодня воспринимается уж очень близким тому, что творится в «свободных» США. «Кошмары Оруэлла обернулись явью в обществе потребления» — таково было авторитетное мнение составителей сборника «Побываем в 1984-м», выпущенного в Нью-Йорке. Даже газета «Вашингтон пост», которую в прокоммунистических симпатиях обвинить трудно, писала в связи с наступлением 1984 года: «Придуманное Оруэллом «двоемыслие» (имеется в виду созданная фантазией писателя картина сосуществования в сознании человека регламентированного, обязательного для всех мышления и остатков собственных мыслей, — так, во всяком случае, это происходит с сознанием главного героя романа Уинстона Смита. — Г. М .) давно стало официальным языком и образом мышления в Вашингтоне».

«Книги, вот кто враг. Они извращают факты, приукрашивают реальность, заставляют размышлять, искажают сознание…»

Горькая ирония этих слов особенно понятна сегодня, когда книга оказывается в самом центре идеологической борьбы. Для наших идейных противников книга и враг, если она несет в себе правду, и сообщник, если под призывные звуки «золотых труб» формирует выгодные буржуазной идеологии имиджи. Пропагандистские имиджи, которые мы должны уметь распознавать.

Фред Уайтхед, Джон Кроуфорд

Взаимоотношения между прогрессивной литературой и официальной идеологией в любой период времени были у нас сложны. Наш американский опыт свидетельствует о том, что экономические и политические кризисы приводят к созданию массовых оппозиционных движений, и движения эти рождают литературу, близкую их идеалам. За последние 100 лет это наблюдалось во время популистского взрыва 1980-х годов, в пору «золотого века» социалистического движения — с 1905 по 1920 год — и в период Великой депрессии 1930-х. Были, напротив, и «добрые времена», когда верх брал консерватизм: «джазовых 1920-х», молчаливого поколения 1950-х и так называемого «Я-поколения», перешагнувшего из 1970-х в 1980-е. Можно, разумеется, говорить лишь об относительной стабильности этих периодов, ибо «добрые» эти времена были, каждое по-своему, отмечены известным цинизмом, интеллектуальной робостью, в науке — отвлеченным академизмом, а в политике — подготовкой к войне. Но даже в годы репрессий создавалась прогрессивная литература: левая литература времен маккартизма и литература угнетенных национальных меньшинств в наши дни.

Подобного рода парадокс всегда следует принимать во внимание: разломы надстройки могут время от времени сопровождаться вспышками творческой энергии — свет литературы способен пробиваться и сквозь пелену неблагоприятных условий. Поэтому очень важно отдавать себе отчет в преемственности периодов культурной жизни, тем более что сегодняшняя картина ее чрезвычайно фрагментарна.

Нынешнюю ситуацию в США легче понять, если учитывать маккартизм 1950-х, который, наложив своего рода социальный запрет на радикальные идеи и все наследие радикализма, почти искоренил движение левых, вынудив его к отступлению на широком фронте. Можно привести тому множество примеров: массовые увольнения преподавателей школ и колледжей, киноработников и издательских редакторов; «черные списки» деятелей культуры; высылки, тюремные заключения коммунистов. Все это наложило глубокий психологический отпечаток на культуру Америки, вот почему и возникшее в 1960-е годы движение «новой левой», с его пафосом борьбы за гражданские права и против войны, никак не осмысляло себя в контексте национальной истории, оно было как бы лишено всякой опоры в прошлом. «Новые левые» нажимали на стихийность «хеппенинга» — в литературе это отозвалось «ротапринтной революцией»: кустарное производство книг, отпечатанных на мимеографе, выпуск малоформатных подпольных газет анархистского содержания. Продукция эта зачастую отличалась низким литературным качеством.