Николай Дедок - ЦВЕТА ПАРАЛЛЕЛЬНОГО МИРА

— Много славных дел совершил Одиссей и в совете и в бою, но это славнейший из его подвигов. Как обуздал он крикуна! Теперь не отважится он больше поносить любимых Зевсом царей.

Тут, мне думается, автор очень грешит против истины, выставляя всех греческих воинов безнадежными идиотами без собственного мнения. Посудите сами: еще несколько минут назад воины рвались к своим кораблям, позабыв о «любимых Зевсом царях», и только грубая сила и авторитет Одиссея смогли вернуть их на место. И тут же тысячи воинов, только что мечтавших поступить так, как предлагает Терсит, начинают смеяться над ним, хотя он выразил чаяния всех и каждого из них. Не будем забывать, что зачастую исторические события в летописях и мифах изменяются в угоду правящему классу, в нашем случае — в угоду царям-аристократам и их родне, которые, конечно, были заинтересованы в том, чтобы очернить Терсита, выставив его этаким фриком, крикуном, которого бьют смеха ради. Скорее всего поступку Одиссея обрадовались и громко хвалили его такие же, как и сам он: цари, «голубая кровь» греческого войска, и, возможно, приближенные к ним воины из рядовых. Простые воины, мне думается, с грустью смотрели на эту сцену, но не решались открыто выступить в поддержку Терсита: за 9 лет осады они привыкли подчиняться своим вождям, да и к тому же прекрасно понимали, что в случае бунта Одиссея незамедлительно поддержит верхушка армии — отлично экипированные и опытные воины-аристократы и их приближенные. Поэтому именно сжавши зубы от злости и страха, а не весело хохоча, смотрели рядовые на унижение Терсита; такая версия, на мой взгляд, куда более правдоподобна.

Но на этом история Терсита не закончилась.

Из далекого Понта на помощь троянцам прибыли амазонки — в очередной раз закипел бой, в котором женщины сражались под предводительством царицы Пенсефилии. В пылу сражения она была убита Ахиллом. Глядя на Пенсефилию, Ахилл понимает, что любит ее и в печали склоняет голову над убитой. Тут бы Пенсефилии открыть полные чувства глаза, Ахиллу — обнаружить под ее туникой бронежилет и поцеловать возлюбленную на фоне разгорающейся битвы, но всю малину вновь портит некстати объявившийся Терсит. Подойдя к Ахиллу, он стал бранить его (правда, из текста не ясно, за что), а потом, видимо, решив особо изощренным способом уязвить его, взял копье и проткнул им глаз мертвой Пенсефилии. Оправившись от шока, Ахилл ударил Терсита по лицу с такой силой, что убил его на месте. Бесславно закончилась жизнь этого персонажа, которого автор Троянского цикла так усердно обливал грязью.

Но попробуем и в этом эпизоде объективно взглянуть на произошедшее, руководствуясь здравым смыслом.

Во-первых, Ахилл принадлежал к героям-полубогам и был кровно заинтересован в победе греков над Троей — эта победа давала ему богатую добычу (в т. ч. рабов) и, наверняка, расширение своих владений, не говоря уже о славе и престиже. Во-вторых, до вступления Ахилла в бой (он ввязался в битву, когда она уже шла), амазонки серьезно теснили греков — те стали отступать и уже почти были прижаты к своим кораблям. Еще немного, и они сели бы в эти корабли. А куда бы они поплыли, сев в них, Ахиллу было предельно ясно. Для вождей сложилась крайне неприятная ситуация… Достаточно было малейшей искорки, например, клича того же Терсита, и войско, показав тылы, «делает ручкой» своим начальникам: воюйте, мол, сами, а мы — домой. Прецедент уже был и он, конечно, свеж в памяти у Ахилла. В этой ситуации аристократия решила действовать на опережение, и в суматохе боя Ахилл убивает такого неудобного борца, как Терсит, ведь он может в любой момент воспользоваться ситуацией и взять реванш за недавний позор. Однако прямое убийство равного себе было формально непозволительно даже для Ахилла (ему пришлось впоследствии даже плыть на Лесбос, чтобы жертвоприношениями Аполлону и Артемиде очиститься от скверны пролитой крови), и автору мифа-летописи было жизненно необходимо дать убийству достойное оправдание, такое же, какое, видимо, дал сам Ахилл в кругу аристократов: Терсит-безумец измывался-де над мертвым телом… На самом же деле Ахилл попросту воспользовался (возможно, даже, по предварительной договореннности с другими аристократами) случаем, идеально подходившим для устранения опасного бунтовщика. Не буду утверждать, что эта версия событий единственно верная, но, думается, она вполне имеет право на существование.

Всех героев-бунтарей из греческих мифов, как «простых смертных», так и бессмертных, объединяет одно: все они, говоря по-простому, плохо кончили. Либо вынуждены были склониться перед волей богов, и потому лишь получали прощение, либо безжалостно уничтожались. Ни один не одержал победу в этом противостоянии. И это вполне закономерно, иначе и быть не могло — в древнегреческом мифе (да и, пожалуй, в древнегреческом сознании) просто не нашлось бы места такому персонажу, он выпадал бы из системы координат. Арахна побеждает в соревновании с Афиной и та, опустив голову, уходит с «поля боя». От и Эфиальт весело проводят время с женой Зевса… Такое для гревнегреческого мифа, конечно, немыслимо. Отсюда вытекает важнейшая функция древнегреческой религии — воспитательно-идеологическая. Мифы были призваны со всей поучительностью показать: спор с богами и их наместниками на земле (царями, знатью) бесполезен, губителен для спорщика, а единственным его итогом станет безоговорочная победа вышестоящей по иерархии персоны. Так, через подчинение вождям небесным, в людях вырабатывали привычку подчиняться вождям земным.

Но, заглянув за ширму назидания и поучения, мы увидим самое главное — то, что двигало Одиссеем, бившим Терсита, Зевсом, терзавшим Прометея, Афиной, доведшей Арахну до самоубийства. Мы увидим страх. Страх богов, казалось бы, могущественных и неуязвимых, перед огромной бесправной массой смертных, среди которой раз за разом рождаются смельчаки, открыто выступающие против «вековечного» порядка. И здесь становится ясно: мифология лишь отражает вполне реальный вековечный ужас правителей перед малейшей вероятностью народного восстания.

Впрочем, как ни пугали греческий народ поучительными мифами, а в нем неизбежно появлялись и продолжают появляться новые Терситы и Прометеи. И, хочется верить, однажды они заставят Олимп содрогнуться.

Октябрь-ноябрь 2012