Николай Дедок - ЦВЕТА ПАРАЛЛЕЛЬНОГО МИРА

Наконец пришло утро. Поев, я надеялся поспать, чтобы хоть как-то «отбить» часы, которые не добрал за ночь, и привести себя в норму. Контролер, конечно, написал на меня акт за это (за который мне потом добавили еще несколько суток), но мне было уже все равно.

После утренней проверки я прилег на пол и понял, что я наивно ошибался: даже дневная температура в камере не позволяла нормально спать. Получается, спать нельзя ни днем ни ночью… Я вспомнил мучительную ночь и понял, что у меня впереди еще минимум девять таких ночей, а скорее всего больше, так как, бесспорно, начальник зоны накинет еще. И тогда я понял — надо что-то делать.

Дальше в течение всего дня я требовал у ДПНК, который время от времени приходил в ШИЗО, перевода в другую камеру. Аргументы: температура в ней ниже, чем должна быть согласно законодательству, [11] Внутренними правовыми актами МВД установлено, что в ШИЗО она должна быть не менее восемнадцати градусов. а пол — ДСПшный, хотя должен быть дощатый, что тоже «не по закону». Он слушал мои просьбы и бросал безразличное «разберемся…» или «я уточню…», и ситуация не двигалась с места. Я тем временем понимал, что еще девять таких ночей — и выйти из СИЗО можно будет с целым букетом заболеваний в дополнение к имеющимся. Надо соскакивать любыми средствами. Я подготовил «мойку», которую пронес с собой в ШИЗО, несмотря на шмон (спасибо советам бывалых арестантов) и начал составлять план. Первоначально он был такой: сразу после вечерней проверки вскрываю вены на обеих руках и живот. Главным моментом здесь было вскрыться как следует, а не просто поцарапаться: насмотрелся я на таких, которые «вскрывались», чуть поцарапав руки, менты над ними только смеялись: перебинтуют прямо в камере и даже не спросят, чего хотел. Чтобы больше не мерзнуть в этой хате, надо резаться всерьёз, но в то же время и не «переборщить», так как, порезавшись слишком сильно, можно замёрзнуть уже навсегда. Решил так: сначала добираюсь до вен на руках, делаю точечные надрезы, кровь аккуратно сцеживаю в свою пол-литровую кружку, набираю полную (человек может выжить, потеряв до половины крови, а во мне — около пяти литров), после чего выливаю ее под дверь камеры (сразу после проверки там будет ДПНК и контролер — заметят, никуда не денутся), а после вскрываю живот (два пальца ниже пупка — так учили), желательно до брюшной полости — тут уж как болевой порог позволит.

В сотый раз попросив перевести меня в другую камеру, я понял, что делать этого они не будут и что нужно переходить к действиям.

Планы с самого начала спутал неожиданный сдвиг в ходе проверки, в результате чего я решил не ждать и начал вскрываться раньше.

Спрятался за «броню» (перегородка между туалетом и остальной хатой), чтобы меня не было видно из глазка, перекрестился, взял «мойку» и нанес первый порез — по левой руке. Было ли страшно? Конечно, да. Но я понимал, что и зачем делаю. Вопреки ожиданиям, кровь не пошла фонтанчиком, вместо этого выступила парой капель, которые потом слились в слабенький ручеек — я накапал в чашку совсем немного. Тогда начал наносить по руке уже не просто порезы, а порезы-удары, чтобы тоненькое лезвие «мойки» вошло как можно глубже. Пару раз бил лезвием дважды в один и тот же порез, чтобы его расширить. Некоторые порезы получились довольно удачными: добрые полсантиметра в глубину и сантиметр в ширину. Но крови по-прежнему было очень мало. Может, от волнения она отошла от периферии тела внутрь? Говорят, есть такой биологический механизм приспособления к опасности… Тут около моей хаты начали топтаться легавые — проверка! Я спрятал руки за спину, выскочил из-за «брони» и встал навытяжку, а-ля послушный зек. Теперь главное, чтобы они ничего не заметили — еще рано!

— Добрый вечер, — говорит ДПНК.

— Добрый вечер. Дедок. Всё в порядке.

— Точно всё нормально? — в глазах мусора отражается недоверие.

— Точно, — улыбаюсь.

Мусор подозрительно осматривает камеру…

— А чего не по форме одежды? — пока они заходили, я не успел надеть клифт, стоял в майке.

— Да не успел надеть, вы так быстро зашли! — снова улыбаюсь, а сам думаю: «Господи, только бы капли на полу не заметили!»

Наконец двери закрываются, и я внутри себя смеюсь с того, как я их провел. Лошары!

Но тут меня подвела бдительность контролера. Я сразу полез за «броню», а контролер, видимо, интуитивно почувствовал что-то неладное и продолжил смотреть в глазок вместо того, чтобы идти к следующей хате. И, очевидно, увидел то ли кровь, то ли мою руку, которая высовывалась из-за «брони». Крик за дверью: «Он режется!!!», считанные секунды — мент открывает первый замок. Я понимаю, что времени нет, перекладываю «мойку» в другую руку и быстро, сколько есть сил, полосую себя уже по правой. Мент начал открывать второй замок, от решетки. Как хорошо, что он винтовой! Это дает мне еще пару секунд, я приспускаю резинку штанов и с максимально возможным давлением провожу себе «мойкой» по животу. Успеваю сделать так три раза, и легавые врываются в камеру. Скидываю «мойку» в умывальник, да так удачно, что она сразу попадает в слив.

ДПНК и контролер стоят, смотрят. С обеих рук и с живота у меня течет кровь. Они достают наручники и заковывают мне руки. Ведут в прогулочный дворик — в то время там как раз идет прогулка. Я сижу в состоянии легкого шока… Теперь главное, чтобы выполнили требования. Но жалею, что все произошло не так, как я запланировал. Ну да ладно, что уж поделаешь — как получилось, так получилось.

Проходит минут десять. Разговоры заключенных (перекрикиваются с одной дворика в другой):

— Слушай, а что там за кипиш? Чего менты суетятся?

— А это Дедок вскрылся!

— Кто?

— Дедок!

— А кто это?

— Политический.

— Это я — Дедок! — вступаю в разговор.

— Так а чего ты вскрылся?

Разговорились с парнями. Объяснил им свое общее положение в этой колонии, послушал их советы…

Тут в мой дворик заходит «тройка»: начальник оперативного отдела, начальник режимного отдела и начальник медицинской части. Режимник просит раздеться — меня начинают шмонать. Всех интересует только один вопрос: как я пронес «мойку»? Конечно, я им этого не говорю. После того как они прощупали все, вплоть до резинки на моих трусах, посмотрели на мои пятки (вдруг там что-то приклеено), чтобы убедиться, что больше «моек» у меня нет, и только потом задали вопрос: в чем причина моего поступка?

И меня прорвало: в эмоциональной форме пересказал им, что с выполнением КГБшных приказов они явно перестарались, и озвучил свои требования: перевести меня в любую другую камеру. Они послушали.

Опер попросил всех выйти и скомандовал снять с меня наручники. Мы остались с ним наедине. Дверь дворика закрылись, и он раздраженно спрашивает меня: