Николай Дедок - ЦВЕТА ПАРАЛЛЕЛЬНОГО МИРА

На душе стало тревожно. Обычно такие перемены ничем хорошим не заканчиваются. Куда? И почему в такое время? Естественно, выполнять приказ не спешу:

— Куда собираться? Зачем? В другую хату? Или на этап? В чем дело-то?

— Собирайся скорей, потом всё скажем! Все вещи главное забирай, полностью.

— Какое потом? Вы сейчас скажите! Куда собираться? Я не пойду никуда!

Но менты отказываются говорить, хоть убей. Я не ухожу, пытаюсь разгадать ребус. В другую хату? А смысл? На этап в другую зону? Но это делается совсем в другое время и по другой процедуре. Может, ПКТ мне каким-то чудом отменили и поднимают обратно в лагерь? Но почему тогда не говорят об этом прямо?

После долгих препирательств режимник говорит:

— Коля. Всё будет нормально. Вот увидишь. Собирайся.

Мусорам, конечно, веры нет. Но смотрю ему в глаза, и, кажется, не врёт. Вспоминаю: конкретно этот мусор в этой зоне еще не сделал мне за полгода ничего плохого. Что делать — надо идти, если захотят — вынесут. Собрал почти все свои вещи. Все вкусняшки, половину конвертов, открыток и стержней оставил Грине — он не греется, ему нужнее.

Выводят из ПКТ, идём на КПП (пропускной пункт между разными сегментами зоны). По дороге еще раз интересуюсь у режимника:

— Куда?

— Домой, — отвечает.

Конечно же не верю, скорее нарастает злость — с таким нельзя шутить.

Приходим на пропускной пункт, поднимаемся на второй этаж. Я вижу: все мои сумки, оставленные в отряде (то, что в ПКТ «не положено») стоят здесь. Мент говорит мне, что я освобожден и сейчас меня выведут за пределы колонии.

Это было как удар по голове. Мне казалось, что вокруг меня происходит какой-то спектакль, что сейчас из-за дверей выскочит опер в костюме клоуна и начнет хохотать: «Обманули дурачка на четыре кулачка». Но ничего не происходило. Я сел и, наверное, изменился в лице. Режимник, увидев мое состояние, разволновался, хотел даже вызвать доктора.

— Как освобожден? На основании чего? Где документ? — я попытался прийти в себя и понять, что происходит.

— Ничего не знаю, слушай… Мне сказали тебя освободить — я освобождаю!

На КПП приходит козёл, берет мои сумки (все я не утяну) и доводит до КП на выходе из зоны. Менты посмеиваются: для них это тоже непривычный случай. На КП, ведущем на свободу, — несколько кодовых дверей. Прошли одну. Перед второй в окошке сидит еще один легавый, который начинает проверять мою личность. Спрашивает имя, фамилию, год рождения, адрес. На годе рождения начинаю путаться в месяцах и днях, переспрашивать его: мозг сейчас совсем другим занят. Мент борзеет — начинает на меня покрикивать:

— Нормально говорить можешь или нет?! Тебя спрашиваю! Что непонятно?!

— Голос не повышай на меня! Я на тебя не кричал! Как вспомню, так и скажу! И вообще, в документах своих смотри, что тебе надо!

Перебранка длится полминуты, пока не встревают менты, что меня выводили. Но на мой настрой хамство мусора никак не влияет — удивляюсь, как оно вообще осталось в моей памяти. Дают справку об освобождении. В графе «причина освобождения» — Указ Президента «О помиловании». Ну, теперь пазл сложился…

Открываются двери. Передо мной — вольный мир.

Радость? Восторг? Эйфория? Ничего подобного. Не понимаю, что вокруг меня происходит. Тревога, чувство подозрительности. Шок. «Как рыба, выброшенная на берег» — лучшая метафора для состояния, которое я в тот момент испытывал. Казалось бы, стоило радоваться, что то, чего я так долго ждал, осуществилось, притом так неожиданно и безоговорочно. Но я в растерянности. Я вышел из другого мира, где полная предсказуемость, распорядок. Уверенность — не смейтесь — в завтрашнем дне. Где батончики бобруйской халвы в отоварке, библиотека раз в неделю, сокамерник Гриня со своими историями. Я знал, как двигаться, как жить, в чем быть уверенным, а в чем — нет. А теперь я — в новой вселенной, и я не знаю, чего от нее ждать.

Перед входом стоит подержанная «Лада». Возле нее — два каких-то чувака. Гэбэшники, конечно. Подходят.

— Садись, поехали.

— Ну поехали, — кидаю сумки в багажник.

Пытаюсь их разговорить: «Из какой структуры-то? Местные-неместные?» Молчат. Солнце клонится к закату. Я смотрю в окно как зачарованный. Этого не может быть. Поля, леса. Коровы какие-то пасутся. Как будто смотришь фильм. Нет, это происходит не со мной.

За всю поездку я ни разу не спросил их, куда едем. Рассудил, что либо в Оршу, либо в Могилев. Приехали в Оршу на ЖД вокзал. Сходил в туалет, там переоделся: на мне была куча тёплого белья, почти всё, что разрешено в ПКТ, было на мне надето. А тут — жарко. То есть не то чтобы жарко — комфортно. Я не мёрзну. В камерной системе не бывает комфортно, почти всегда тебе либо слишком холодно — и ты одеваешься как капуста, либо тебе слишком жарко, и ты ходишь в трусах. А тут — обычно, и нет нужды утепляться… Пришлось снять лишнее. Там же, на месте, выкинул половину содержимого кешеров. Еще до выхода из зоны хотел оставить это нуждающимся — да хоть бы петухам. Мусора не дали. Что ж, не тащить же это барахло домой! Старая телогрейка, ватные штаны (всё — хэнд-мэйд с крытой), тапки, в которых оттоптал все 5 лет, туалетная бумага, несколько пачек сигарет, десяток слипшихся леденцов, поплавившаяся пластиковая кружка, выцветшая роба… Хотя нет, робу оставлю на память. Собрал сумку, но выкинуть в мусорку рука не повернулась. В зоне — целое сокровище, а здесь это никому не нужно… Оставил рядом с урной прямо в кешере, может, какой бездомный заберет. Все-таки телогреечка не такая уж и плохая…

В нагрудном кармане у гэбэшника вижу билет на поезд. Понятно — ждет, как меня отправить. Пытаюсь выпросить билет: сам доеду, говорю, не пропаду. Не отдает. Приказ, понятное дело…

Поезд приходит. Меня провожают до самого вагона. Гэбист дает билет. Прохожу в вагон, оглядываюсь. У меня две здоровые клетчатые сумки. Похож на помесь беспризорника и челнока. Пытаюсь прийти в себя…

Потом был звонок из поезда родным с попутчиков — случайных, но очень добрых людей — невестки и свекрови, ехавших из Кобрина. Узнав, что я только освободился, взялись поить меня чаем, кормить бананами и сникерсами. Проговорили с ними всю дорогу, и 2,5 часа прошли незаметно. Выхожу на перрон. Там уже стоит гусёк в штатском с видеокамерой. Кто бы сомневался… Со стороны перехода на меня буквально летит десяток человек: кто бегом, кто на велосипеде. Я бросаю кешера на асфальт и обнимаюсь со всеми, с каждым по очереди. Боже мой, как вы изменились… Да и я, пожалуй, не меньше. Некоторых узнал далеко не сразу. А люди всё прибывали. Все те, кто был частью моей прошлой жизни, кого я не видел пять лет. Они не забыли про меня. Они примчались на вокзал, в последнюю минуту узнав, что меня освободили. Многих не ждал увидеть: Ольга Николайчик, Дима Дашкевич. А вот и журналисты. Задают вопросы, я в ответ несу какие-то шаблонные ура-антирежимные глупости. Но за один вопрос готов просто прибить: «Какие ваши планы?» Ребята, какие планы?! Я только что из бетонной каморки 2x2 метра, у меня мир сузился в точку. Я еще не понял, где я. Мой мозг, душа и восприятие до сих пор в 19-й хате. Мои планы были: с утра убрать хату, сделать йогу и взяться за Джека Лондона из библиотеки. О чем вы вообще спрашиваете?!