Николай Дедок - ЦВЕТА ПАРАЛЛЕЛЬНОГО МИРА

Эпопея с одеждой на этом не заканчивается. За несколько лет до моего освобождения буквально во всех зонах руководство развернуло целые «кампании» борьбы: с куртками на замках-молниях, со свитерами и мастерками под «костюмами хэбэ». Борьба с молниями велась просто так, чтобы унифицировать одежду заключённых. До поры до времени в лагере многие люди ходили в чёрных куртках на замках-молниях, переданных родными с воли, пока какой-то чин из ДИН не приехал с инспекцией и не задал вопрос: «А чего это у вас осуждённые ходят не по форме?» Ведь «по форме» — значит в неуклюжей телогрейке (которая не греет ни капли) на гнилой вате, в которой отваливаются пуговицы. И тут же началось безумие, сначала на одной зоне, потом на других: нормальные «вольнячие» куртки начали «отметать», вместо них выдавать телогрейки, а тех, кто пытался бунтовать, сажали в ШИЗО.

Борьба же с главными врагами «исправительного процесса» — свитерами и мастерками выглядела так. Осень (или весна), на улице холод. Отряд зэков выходит на работу на промзону и стоит на КПП в ожидании шмона. Каждого шмонают по очереди и заставляют расстегнуть «костюм хэбэ». Если вдруг под ним мастерка или свитер — иди в отряд, снимай. Начинаешь возмущаться — в ШИЗО. И не важно, что на улице плюс десять, а под твоей «курткой хэбэ» только лёгкая футболка. И не важно, что после такой проверки зэки на промзоне будут целый день трястись от холода и полотряда побежит в санчасть с простудой или гриппом. Зато любое начальство, посетив зону, будет удовлетворено: «Форма одежды соблюдена!»

Такие кампании на каждой зоне возбуждаются часто, хаотично и непредсказуемо. Щёлкнет что-то в голове Дорошко [2] Тогдашний начальник ДИН. — по зонам идёт циркуляр, и граждане начальники готовы демонстрировать служебное рвение. Сегодня — молнии на куртках, завтра — сапоги «неуставного образца», послезавтра — стальные ложки (у всех должны быть алюминиевые!), затем — кампания по борьбе с «выносом хлеба из столовой» (это когда выдают дисциплинарные взыскания за то, что свою пайку хлеба вынес из столовой в отряд) и так далее… Зеки определяют эти кампании по длинным очередям на КПП, где по рядам слышится раздраженный шепот: «Опять?… Что, бл*дь, в этот раз..? Бирки на трусах проверяют, что ли? Сука, за*бали…»

На ИК-17 (Шклов) заместителем начальника колонии был, а может, и сегодня есть, если не ушёл на повышение, очень старательный служака, Павел Николаевич Егулевский, по кличке Мерседес. Во время одной из таких компаний (тогда боролись со штанами неправильного фасона) он стоял с канцелярским ножом и прямо на КПП резал штанины зэкам. И одному из них таким образом разрезал ногу до крови. Парень оказался не из самых «прибитых», пошёл на принцип и начал отстаивать свои права, а его родные жаловались в различные инстанции. Но никакого результата это так и не принесло, Мерсу все сошло с рук.

Дальше — больше. Тенденция к усилению режима пробирается в каждую щель повседневной жизни арестанта. У каждого зэка есть прикроватная тумбочка. Думаете, там можно хранить все разрешенные вещи, которые хочется? Как же! Несколько лет назад в каждом спальном помещении повесили список того, что можно иметь каждому зэку в тумбочке. Список очень краткий: ручка (одна), тетрадь (одна), две книжки, конверт (один или два, уже не помню), одна пачка сигарет и одна упаковка чая. Все! Продуктов питания в этом списке нет. Вы спросите: а где же хранить все остальные вещи? Для этого, согласно мудрым постановлениям мусоров из ДИН, в каждом отряде существует «комната хранения личных вещей», либо, по-зековски, «кешарка», «бобовня», «каптёрка». Заведует этой комнатой каптёр — зэк, у которого имеются ключи от нее. Власть каптёра и его привилегированность очевидна. Дружить с ним — значит иметь твердый блат в отряде. Но что с того, что там лежат вещи? «Что может быть проще, — скажете вы, — зашёл в любой момент и взял то, что тебе нужно, — нечего спальное помещение захламлять». Все так, но открывается эта комната… дважды в день, на двадцать-тридцать минут. И вы, конечно, не единственный из сотни зэков отряда, кто хочет зайти туда и что-то взять — новую пару носков, кусочек сала, книжку или пачку сигарет. «В комнату хранения личных вещей заходить по одному человеку!» — висит объявление на дверях. Наконец вы подловили момент, когда каптёр зашёл в каптёрку, отстояли свою очередь и прорвались в заветную комнату, чтобы открыть свой «кешер» и достать оттуда шоколадку, чтобы попить чаю с приятелем, или книжку, чтобы провести вечер в одиночестве. Схватил вещь, закрыл сумку и ушёл? Ага, конечно. В каждой сумке лежит опись личных вещей, вами же составленная при приезде в отряд. В ней записано все, от стержней для ручек до нижнего белья, карамелек, журналов или какого-то другого нехитрого скарба, нажитого в лагере. Если взял что-то — вычеркни из списка, если положил — обязательно впиши. Главное — не забыть это сделать, так как каждые несколько месяцев происходит «режимное мероприятие», а именно «смотр внешнего вида с выносом вещей». Отряд выстраивается на небольшом участке, каждый со своими сумками, и начальник отряда проверяет, у кого опись не совпадает с содержанием. Если что не так, составляется акт о нарушении. Пример, ставший в своё время хрестоматийным: Николая Статкевича посадили в ШИЗО за то, что количество его носовых платков в описи не соответствовало количеству их в кешере.

Нередко, как в любой бюрократической и иерархической системе, требования разных начальников входят в противоречие друг с другом. Это хорошо иллюстрирует случай с ИК-4 (Горки). В каждой камере ПКТ или ШИЗО стоит радиоточка (она включается или выключается с пульта контролёра), но без регулятора громкости: будешь слушать радио на той громкости, на которой включил контролёр. Но вдруг в учреждение приехала очередная проверка из ДИН. Большой начальник посмотрел на радиоточки в камерах и спросил: «А чего они у вас без регуляторов? Непорядок!» И сразу после его отъезда козлы и хозяйственная обслуга под руководством администрации поставили в каждой камере регуляторы. Зеки сидели довольные!

Но прошло время, приехал уже другой начальник из того же ДИН. Посмотрел наверх и чуть не упал в обморок: «Вы что это им, регуляторы громкости поставили? С ума сошли, что ли?» В его понимании это был просто недопустимый комфорт, вакханалия гедонизма и безнравственности. Через считанные часы обслуга (те же зеки, конечно, что и ставили эти регуляторы) уже выдёргивали их из каждой камеры ШИЗО/ПКТ, коих было почти 20.

Но наивно было бы думать, что режим затрагивает только материальный аспект, что можно или нельзя иметь узникам. Как я уже говорил, его смысл в том, чтобы проникать во все сферы жизни. Уставом регламентированы подъём и отбой. Замешкался на несколько минут — получил акт и, возможно, ШИЗО. И если в лагере это ещё можно как-то рационально объяснить (отряду нужно идти в столовую, на работу), то в СИЗО строгое наличие подъёма и отбоя не поддается объяснению, особенно если камеры переполнены и половина их населения не имеет возможности спать ночью и спит днём. Не то что спать, даже лежать на кроватях днём также запрещено. И мозг человека, который только попал в тюрьму, отказывается понимать: почему? Кому будет хуже от того, что арестант в СИЗО (вина которого даже не доказана, он ещё обвиняемый, а не осужденный), приляжет на кровать днем, поспит? Да и что ещё делать в камере? Но нет, только попробуй, бдительный контролёр сразу врежет ногой в дверь: «Не спать!!!» В Жодинском СИЗО менты идут ещё дальше — на кровати нельзя сидеть с ногами (!). Но сидеть с ногами, поставленными на пол неудобно — у коек железные уголки, которые впиваются в бедра. Остальная «мебель», если ее можно так назвать, очевидно, предназначена для кого угодно, но не для людей. Обитая железом, жесткая, рассохшаяся, или слишком высокая, или слишком низкая. Но привыкнешь, ничего не поделаешь…