Евдокия Шереметьева - Здесь люди. Дневник

Господи, ведь он был чемпионом, он был самым сильным! И ведь не как у других, чьи родители были сильными, просто потому что они родители.

Мой папа был феномен. Он прыгал с места через четыре стула! Он прошёл в Литинститут без экзаменов, как спортсмен.

А ещё он объездил всю Россию с палеонтологическими экспедициями. Где только он ни работал: и на заводах, и в котельных, и журналистом, и сценаристом, и мойщиком окон.

А сейчас он иногда кричит, что море намочит ему ноги и Путин был у него в гостях.

Дедушка в пансионате совсем глухой. Он почти ничего не понимает из того, что я пытаюсь ему рассказать. Всё кричит мне в ухо:

– Что это? Что? Не понял? Повтори!

Я говорю ему, что это открытка из Турции, от Гали – девушки, которая погружается в подводную гладь и которая очень хотела его поздравить с Новым годом.

Папа тоже часто не слышит. Повторяет по сто раз одно и то же.

Они с мамой научили меня плавать настолько далеко от берега, что по дороге встреченные рыбаки лишь крутили пальцем у виска. Заныривать в любой шторм и не бояться открытой воды, в которой хочется раствориться.

Иногда папа настолько точно и правильно отвечает, что у мамы катятся беззвучные слёзы.

Он без конца зовет маму или меня. Иногда его крик становится жутким фоном. И если в этом момент к нам приходят люди, они в шоке стоят на пороге и не понимают, почему мы не несемся к отцу.

А он может звать миллиарды раз за день. Просто так.

– Оля! Дуня!

Это мой самый тяжёлый пост.

Простите меня…

Папа, прости.

Я ведь опять написала кучу лишнего и с тысячей ошибок…

Помимо домов престарелых, есть масса старичков, которые с трудом себя обслуживают, но пытаются жить сами. Побывав у многих из них, я в какой-то момент не выдержала. Меня взяла жуткая злость на всех детей.

«Отцы и дети»

24 мая 2015 года

Дневник

Тётя Галя – знаменитость. Её и её дом показали по телевизору.

Хотя, что это я?

По телевизору показали десятки домов из её родного посёлка. Въезжаешь в Чернухино, сейчас всё зелено, цветёт. А за деревьями прячутся руины. И не видно их – руин. Кажется, всё не так уж плохо.

Чернухино стало известным на весь мир этой зимой. Недалеко от Дебальцево, что тут добавить?

Тётя Галя еле сходит по ступеням своего дома.

Хлипкая доска-поручень у входа. Страшно опираться.

– Тёть Галь, куда гуманитарную помощь отнести?

Бабушка совершенно потерянная. Глаза спотыкаются на всём, блуждают.

Дом разбит, крыши местами нет. Топит углём.

– Ребят, а можно рубероид или что-то для крыши? Спросите у начальства вашего?

– Мы не фонд, мы сами собираем. Стройматериалов у нас нет. Но постараемся узнать. А дети у вас есть?

– Один умер. Ещё до всех событий.

– А второй?

– Он далеко. В Павлограде.

– Помогает?

– Как? Война же.

– Ни разу ничего ни с кем не передал?

Молчит. Мне стыдно. Боюсь спрашивать дальше, а она сидит рядом, и видно, что не хочет верить в происходящее.

Мои кулаки сжимаются. Далеко. Война. Чёрт подери, это твоя мать!

– Ни разу. Но ведь не проехать ему. Да и опасно. И не передать.

Тётя Галя, не могу, не могу вам ничего сказать в лицо.

Пусть будет так – далеко. Война. Не передать.

Напротив тёти Гали живёт баба Зоя.

Ей 83 года, и она живёт одна. К ней приходит младшая сестра, и они частенько ругаются. Спрашиваю у местных:

– Дети есть?

– Да, одна дочка умерла, вторая где-то за границей.

Баба Зоя ходит очень тяжело. Несколько минут шли от калитки до её кухни, чтобы занести помощь. Подпирается двумя палками. Дома обстановка тяжёлая, запах, грязь. Женщине очень тяжело просто ходить, не то что вести хозяйство…

– Баб Зой, а где дочка живёт?

– Не помню. За границей.

– Помогает, присылает деньги, помощь?

– Нет, конечно, что вы! Она же далеко, а у нас здесь война, сложно ведь!

– А через кого-то?

Вдруг осеклась. Зачем, зачем это брякнула?

Баба Зоя нисколько не смутилась, она вообще очень позитивная и улыбчивая женщина:

– Ой, ну куда ей? Она же совсем далеко. Зато она меня по телевизору видела, звонит, говорит: «Мам, видела тебя!»

Можете себе представить, что она видела по телевизору? Коридоры из людей – «дорога жизни», бомбёжка непрекращающаяся, растяжки на жилых домах… И «двухсотые», «двухсотые», «двухсотые», как говорят военные.

Когда мы уходили, Баба Зоя вдруг:

– Ой, вспомнила, в Канаде живёт!

– А дети у неё есть?

– Конечно, внучка у меня. Там тоже живёт.

К сожалению, такие истории там не редкость. Когда дети просто бросили своих родителей и ничем не помогают. Решают свои проблемы у себя дома. Сложно же. Далеко. Война. Не передать.

На Донбассе осталось очень много пожилых. Упёртость некоторых не знает границ. И многих дети просто не смогли вывезти. И вставал выбор: либо оставаться с родителями, либо спасать себя и своих детей. Осуждать нельзя.

После этой публикации многие мне написали, что зря я так на всех накатила. Другие, наоборот, гневно выражали мысль, что, мол, родители сами так воспитали своих детей, вот и получают результат.

Тысяча причин, почему не смогли вывезти родителей. Родители были хорошие, но дети поступают по-разному. Сложные психологические взаимоотношения, которые не описать ни в маленькой, ни в даже очень большой статье.

Нельзя вдруг взять и раздать людям ярлыки. Многие гневающиеся даже не подозревают, что если рядом с ними засвистит «Град», они позабудут обо всём на свете. Не только о своих родителях. Не догадываются, что могут совершить любую подлость, лишь бы выжить. Но, сидя в тепле и уюте, они думают о себе очень хорошо. Как и я, подчас слишком много берущая на себя.

Как бы я поступила, если бы мать и отец упёрлись? И шёл массированный обстрел, а у меня дочь?

Первомайск. Январь 2015 г.

А ещё есть старики, у которых никого не осталось, им деваться уже совсем некуда. Часто мне пишут, зачем я еду помогать старикам туда, если и у нас своих брошенных хватает? Ответ лежит на поверхности: потому что старикам Донбасса в тысячу раз хуже, чем нашим. Потому что во время бомбёжки многие из них просто физически не успевают дойти до подвалов и бомбоубежищ.

Они пережидают обстрелы, лёжа на полу, накрывшись подушками. Некоторые сидят в ванной или в дверных проходах, чтобы стёкла не посекли их насмерть. И почти все говорят одно и то же: молодость с одной войной, старость и смерть – со второй.

Среди длинных цепочек историй и людей, которые не могут никуда деться из зоны боевых действий, отдельно стоят люди нездоровые. Нездоровые психически. Мы не помним об их существовании. Психи – кому они нужны?