Евдокия Шереметьева - Здесь люди. Дневник

Так что, надеюсь, не откажете в просьбе. И спаси Вас Господь за ваши добрые дела!»

Эта заметка запомнилась многим читателям. Особенно маме.

Впоследствии было много споров на тему того, кто бил – ополчение или с украинской стороны. Но я тогда испугалась невозможно. Все испугались. Потому что вид бьющих «Градов» в ночном поле – это страшно. Очень страшно. Я слышала сто раз и до, и после залпы орудий. И бывала в более опасных местах. Но когда видишь своими глазами – всё иначе.

Как-то одна знакомая гуманитарщица про меня сказала: «Метр с кепкой, шмакодявка». Так вот, я превратилась из шмакодявки в бактерию. Испытываешь только чудовищный страх за свою шкурку. В этот момент, спасая себя, я бы бежала от страха по головам.

«На войну»

17 февраля 2015 года

Дневник

– «Грады» бьют.

Мы гоним по трассе в сторону Луганска. Ночь. Сижу в машине Ростислава – ополченца из комендатуры Первомайска, который нас встречал на границе. Без пропусков проехать невозможно. Ночью комендантский час.

Ребята в до отказа набитой гуманитаркой машине едут за нами.

Ростислав выжимает педаль до предела. Ни малейшей реакции на лице. Спокойствие и глубокая усталость. Рядом с ним его девушка – у неё начинается истерика. Ребята отстают.

Смотрю в поле через стекло. А там огненные залпы. Раз, два, три, четыре… Как сосчитать? Скорость огромная. Как по телевизору, только я не по ту сторону экрана. А здесь, в поле, с «Градами» и моей крохотной жизнью, которая стала важней всего в мире.

По телу проходит судорога, и лицо парализует.

– В ожидании перемирия, успокойся, не по нам бьют, в другую сторону. Далеко. Вроде.

Небо глубокое, чёрное и прозрачное. А далеко в поле кровавые всполохи.

Далеко. Вроде.

Звёзды видны, как на юге в Крыму летом. Невероятно красивые.

Во мне всё сжалось.

Ребята отстали. Мы остановились их подождать. Выскочила, словно пуля, из машины. Только теперь понимаю, почему там водят без ремней безопасности. Выскочила, сердце колотится, вены пульсируют так, что чувствуешь каждый удар сердца.

Перемирие только послезавтра. Мне ещё кажется, что оно что-то значит. У меня ещё иллюзия, что оружие сложат.

Страх дикий и бессознательный. Я же здесь уже в четвёртый раз. Сто раз слышала вдалеке залпы и приходы. По ночам вообще долбят не переставая. Далеко, до Луганска не доходило.

Но сейчас увидела. И стало невыразимо.

На улице мороз, я нараспашку и не понимаю, что происходит. Какая-то глупая паника. Холод пронизывает всё тело, но ты его не чувствуешь. Ветер бьёт в лицо. И вообще не доходит, что стреляли в другую сторону. В голове стучит, что сейчас где-то будут падать снаряды и надо успеть прыгнуть в канаву. Адекватность приходит только потом.

А пока кажется: ты голая живая мишень.

На небе рассыпан Млечный Путь. Мороз делает воздух чистым и прозрачным. Звёзды смотрят на меня холодной вечностью. И боже, какие они красивые! И боже, как же страшно!

Мы попали в Первомайск как раз в тот момент, когда был Дебальцевский котёл. Все замерли в ожидании. Высшие мира сего уже обозначили перемирие. Тогда грохот артиллерии стал обычным шумом, на который уже не обращаешь внимания. Ужасная глупость. Потому что в такие моменты расслабляешься. Устаёшь быть начеку. Нельзя.

Это был очень красивый день – все деревья одеты в жемчужный иней. На окнах снежные узоры. Всё заледенело и было красиво-белым. Так это не вязалось с окружающей обстановкой.

«Кровавое перемирие»

18 февраля 2015 года

Дневник

На центральной площади Первомайска снарядов в два раза больше с момента последней поездки месяц назад.

Это только малая часть из того, что прилетело в город.

Саша из комендатуры бросает вскользь:

– Многие пришли сегодня ночью…

– Так перемирие в полночь сегодня началось?

– Ровно за пять минут до него пропахали полцентра города «Градами»… Отмечали, по всей видимости. Били до трёх ночи на радостях.

Где-то на заднем фоне гул и гупание.

– Котёл варится. Там в основном бьют.

Гул разный – то звучный, то свистящий, то очень низкий, низкий, словно гигантский мешок муки великанов на пол уронили.

В городе людей почти нет. Звенящая пустота. Только взрывы, взрывы, взрывы.

Каждые пять минут что-то где-то гремит. Город вымер и оживает, только когда идёт выдача еды. Люди собираются, а потом расходятся.

Город в таком режиме живёт уже более полугода. Под постоянным обстрелом.

Мы повезли гуманитарную помощь по бомбоубежищам.

Бомбоубежище Первомайска. Февраль 2015 г.

Днём люди домой идут, а ночью спят в подвалах. А те, кто остался без дома, там и живут. Некоторые из подвалов уже по несколько месяцев не выходят. Боятся. Даже в магазин. Многих так и настигали снаряды или осколки. Когда выбегали на пару минут. А некоторые уже устали и спят дома: «Суждено умереть, умру. На всё воля Бога».

Мы подъезжаем к бомбоубежищу предприятия «Мотор Сич». В нескольких метрах от входа дыра от «Града».

– Это как раз ночью сегодня пришла. Снаряд уже достали.

Татьяна Леонидовна – старшая по бомбоубежищу – показывает и ведёт окольными длинными коридорами в подземелье.

Комнат много – закоулки, коридоры. Мы словно в норе у хоббитов, только вместо уютных домиков – сырые влажные помещения, во многих из которых нет света.

Здесь около 150 человек, из которых 18 – дети.

В помещениях в основном пожилые люди.

– К нам часто приходят журналисты, ОБСЕ, иностранцы. На экскурсии… Толку? Зайдут, поснимают и исчезают.

– Я сама врач, терапевт. Квартира моя как раз смотрела на Попасную. На линии огневой. Висит теперь в воздухе… Дом мой…

Следующее бомбоубежище. Оно меньше, да и света вообще нет. Живут около 35 человек.

Идём с фонариками в потёмках. Сырость сильнейшая. Идём на слабый огонек.

– Можно вас сфотографировать?

Группа бабушек ухмыляется.

– Передавайте всем привет.

– Кому?

– Да всем им. Ляшко и всей это быдло-банде в Раде. Пусть знают: нас здесь много. Всех не убьют.

Сидят вокруг единственной свечи в помещении. Экономят как могут.

Огромные пространства, высоченные потолки, сырость. И затерянные в этих катакомбах люди.

Бомбоубежище Первомайска. Февраль 2015 г.

Следующее бомбоубежище кишело детьми. Красивые девчонки, мальчишки.

Жека луганский шепчет:

– Они здесь полгода уже живут. Остались без дома. Теперь это их дом…