Александр Севастьянов - Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

Перестройка и крах советской власти нанесли колоссальный удар по этой платформе, раздавили эти надежды. Большинству бюджетной интеллигенции пришлось выбирать: либо расстаться со статусом интеллигента и встать, условно говоря, за прилавок (знаю по себе, как невероятно трудно было в 1990-е гг. удержать свой статус и не скатиться в лабазники), либо пойти на такие лишения, которые, собственно, отнимали у статусного интеллигента все обаяние его статуса, превращали его в люмпен-интеллигента, едва ли не в горьковского босяка (без всякого романтического флера). Основная масса творческой интеллигенции тоже оказалась не при деле (выиграли от перестройки единицы, как наиболее талантливые, так и просто наиболее пробивные, наглые, пошло-популярные). Огромное количество научной и научо-технической интеллигенции уехало на Запад. Перестройка системы образования повелась и ведется с таким расчетом, чтобы закрепить данные тенденции. Вместо того, чтобы экспортировать идеи, изобретения, Россия экспортирует интеллигенцию — носителя и творца идей и изобретений. Напомню, что сегодня в бюджете США две трети поступлений проистекают не от производства товаров, а от продажи патентов и лицензий, от продукта чистого умственного труда. И треть этой суммы, в свою очередь, обеспечивают Америке выходцы из бывшего СССР. Россия самым бездарным образом разбазаривает ресурс, сопоставимый с нефтегазовым экспортом, и чем дальше тем хуже. А оставшаяся в стране интеллигенция вынуждена едва ли не ежедневно делать выбор: лабаз или НИИ, прилавок или письменный стол…

Итак, один ресурс, за счет которого Кремль намерен наращивать средний класс, ясен: это российская, русская интеллигенция, процент которой обречен снижаться за счет эмиграции и деклассирования. Наследственная ненависть и недоверие к интеллигенции, из поколение в поколение хранимая и лелеемая во властных российских структурах (что при царе, что при советах), проявляется сегодня в осознанной социальной политике. Советы ненавидели интеллигенцию («прослойку между классами», «не мозг нации, а говно»), но все же выращивали ее, понимая острую государственную необходимость этого. Но нынешняя власть может позволить себе не заморачиваться такими пустяками, как интересы России.

Второй ресурс, понятное дело, — рабочий класс. Это значит, что мы смело можем прогнозировать дальнейшую деиндустриализацию страны, ее промышленную деградацию. Медведев и его советники, видимо, нисколько не сомневаются в такой перспективе, но оценивают ее положительно. Плевать, что росийская промышленность развалится и высвободит миллионы рабочих рук: ведь за счет этого возрастет средний класс! Непонятно, правда, на какие шиши вчерашние рабочие раскрутят свой мелко-мельчайший бизнес и кто станет покупать их продукцию и услуги, если этими товарами и услугами будет обмениваться между собою вчерашний пролетариат. Так и до натурального обмена недалеко.

Единственный класс, который не пострадает, а наоборот, расцветет при переходе на образ жизни среднего класса, это крестьянство в силу своей и без того мелкобуржуазной природы.

Таким образом, социальные контуры грядущей России нам становятся более или менее ясны. Они именно таковы, как я и сказал вначале: минимум интеллигенции, минимум рабочего класса, максимум мелкобуржуазного элемента. Ну, и поскольку постсоветское чиновничество (а это господствующий класс нашей современности) выявило только одну тенденцию с 1991 года, а именно тенденцию роста, то оно и займет основную часть оставшегося свободным от среднего класса сектора. (Попробуй, его подвинь!) Плюс какое-то количество армейских и полиции.

Государство лабазников и чиновников. Прелестная перспектива!

Что можно противопоставить этой мерзкой антиутопии, которую Кремль обязуется претворить в жизнь?

Только одно: диктатуру интеллигенции. Таков ответ стратега.

Как ее осуществить? Предлагаю тактикам задуматься над этим.

В ПОСЛЕДНИЕ годы тема интеллигенции, которой избегали касаться публицисты в течение долгих десятилетий, вновь зазвучала со страниц наших газет и журналов.

Как из подполья, вышла она из научных книг и статей, кабинетных дискуссий, чтобы стать предметом широкого обсуждения, всеобщего осмысления.

Крайняя необходимость обращения к этой теме понятна. В масштабах мира интеллигенция выдвинулась на роль общественного и политического лидера. В ее руках — точнее, головах — находятся сегодня судьбы человечества.

Научно-техническая революция XX века показала, что ведущей производительной силой современности , преобразующей не только способ производства, но и всю жизнь, стала наука . Она рождается в мозгах интеллигентов. В кабинетах и лабораториях, а не в поле и у станков были открыты теория относительности и расщепление ядра, созданы искусственный интеллект и принципы «зеленой революции». Именно и только наука создает современные средства как уничтожения человечества, так и его спасения.

До недавнего времени во всех, а сейчас еще во многих странах интеллигенция не влияла на использование этих средств, всецело отчуждались от результатов своего труда. Но в ведущих государствах мира ныне правительства состоят из представителей интеллигенции, и опираются они в выработке решений на мнение экспертов и ученых: политологов, экономистов, юристов, историков, физиков, географов… Иными словами, политические концепции, определяющие общественное развитие стран, а в конечном счете — планеты, также есть плод деятельности интеллигенции.

Все это подтверждает: решающей общественной силой, подлинным всемирным классом-гегемоном стала ныне интеллигенция . Поэтому в России особенно бросались в глаза долгое и упорное третирование интеллигенции, а также официально провозглашаемая «ведущая» роль рабочего класса.

Да полно, был ли когда-нибудь рабочий класс гегемоном? Известно, что в древности, чтобы разрушить некое укрепление, применяли таран — огромное бревно с массивной бронзовой головой барана на конце. Под сокрушительными ударами этой бараньей головы разваливались стены, разлетались в щепки крепостные ворота. Но сам-то таран не мог выбирать, куда бить: его направляли мастера своего дела. Конечно, твердыня самодержавия, а за ней и хлипкая постройка буржуазной демократии в России пали при значительном участии революционных рабочих. Но пользовался ли когда-нибудь у нас рабочий класс реальной политической властью? Мог ли прямо влиять на ход дел в стране? Нет; сделавший свое дело таран остался лежать во рву у разрушенных стен, не имея инициативы, постепенно погружаясь в трясину равнодушия, деградации, пьянства. А все самое лучшее, живое, на что рабочие были способны в своем потомстве, перетекало тем временем в состав инженеров, управленцев, офицеров и других отрядов все той же интеллигенции. Между тем, все восемьдесят лет рабочему классу безудержно льстили, как всегда льстят временщикам — грубо, нагло, лживо. Чтобы крепче спал.