Игорь Ротарь - Войны распавшейся империи. От Горбачева до Путина

Подобные стереотипы характерны не только для американских правозащитников, но и политиков. Похоже, в США совершенно искренне считают, что для жителей какого — либо среднеазиатского региона будет лучше, если влияние России в регионе будет сведено к минимуму. Интересно, что американские дипломаты в Средней Азии предпочитают учить не русский, а язык титульной нации, хотя в реальности — по крайней мере, пока — русский в регионе позволяет говорить с большим количеством людей, так как кроме титульного народа (к слову сказать, среди казахов и киргизов очень много русскоязычных) на нем говорят и национальные меньшинства. Однако, как мне объяснили работники посольства, они не сомневаются, что вскоре русский в регионе уже будет не нужен. При этом мои собеседники считали, что не произойдет ничего страшного, если все русские квалифицированные специалисты покинут Среднюю Азию — их «готовы заменить индусы и пакистанцы».

Еще более я убедился, что на Западе несколько особое отношение к России, когда переехал в США. Отношение к русским как к народу в этой стране вполне доброжелательное, а вот России местная политическая элита традиционно не доверяет. На Западе считается нормальным, что Великобритания и Франция считают свои бывшие колонии зоной своих жизненных интересов, однако восстановление влияния России на пространстве бывшего СССР воспринимается не только как очень опасное, но и недопустимое.

Во многом такое отношение связано с тем, что время холодной войны оставило больший след в сознании американцев, чем у советских людей. И это объяснимо. Если советская пропаганда не могла допустить даже мысли, что американским солдатам удастся вступить на советскую землю, то в США тема нашествия «красных» обсуждалась часто и основательно. В американских школах даже «репетировали» налеты советской авиации.

При этом не стоит думать, что недоверие к Москве объясняется «империализмом ужасного Путина». Точно такое же отношение к нашей стране было и при демократе Ельцине, фактически безоговорочно выполнявшем все требования Запада.

Так, в 1996-м, когда Чечня де-факто (но не де-юре) была независима, меня пригласил в Вашингтон прочитать лекции один уважаемый советологический фонд. К своему удивлению, я заметил, что в своих статьях члены организации называют чеченскую столицу не Грозный, а Джохар (именно так ее называли тогда сепаратисты). Когда же я заявил коллегам, что такое наименование возможно лишь в том случае, если Вашингтон признал независимость Чечни, мне ответили, что «поскольку русские — агрессоры, мы берем то название, которым пользуются борцы за свободу».

Мои среднеазиатские и американские «прививки» несколько изменили мое восприятие мира. Когда США начинают «строить демократическое общество» в очередной Мумба-Юмба, то мне хочется спросить: «Ребята, вы это серьезно?» А вот политика США на Украине, как раз очень логична: напомним, что Збигнев Бжезинский писал, что, потеряв Украину, Россия уже никогда не будет сверхдержавой.

По-другому я воспринимаю и российские реалии. Когда ругают «страшного диктатора» Путина, то мне хочется ответить: «Да, это просто возмутительно! Ведь у России вековые традиции демократии, и вдруг, совершенно неожиданно, в один день все кончилось!»

Война на Украине, которую еще недавно было невозможно себе представить, для большинства россиян превратила соседнее государство в далекую заграницу. Русские и украинцы стали значительно реже ездить в гости друг к другу, страшась многочисленных опасностей — не столько реальных, сколько мнимых. Однако, несмотря на сложную политическую обстановку, как я и убедился на собственном опыте, русским туристам на Украине по-прежнему рады.

Во Львове можно вообразить, что ты находишься в соседней Польше: те же узкие улочки с мощеной мостовой, те же завораживающие своей красотой устремленные ввысь костелы. В центре пахнет хорошим кофе и свежевыпеченными пирожными, а сидение с газетой или ноутбуком в кафе — обязательный ежедневный ритуал для многих горожан.

Кстати, поляки считают, что все архитектурные памятники здесь создали именно они, а в Средневековье «Львов был польским островом в море украинских деревень». Не будем дискутировать с этим утверждением, но сейчас потомки украинских крестьян вполне урбанизировались в европейском стиле: водители в городе пропускают пешеходов, местные студенты одеваются и ведут себя так же, как их сверстники к западу от границы. В общем, если не знать, где ты находишься, можно вполне решить, что ты уже в Польше или Чехии.

Правда, визуальные отличия от Европы все же есть. Во Львове после ратных подвигов отдыхают немало украинских солдат. Не слишком трезвые, они ходят в форме по городу, выкрикивая традиционные «Слава Украине! Героям слава!». Но война дело проходящее, а вот настоящее «украинство» Львова проявляется в православную Пасху. В этот день почти все горожане надевают вышиванки и несут в специальных корзиночках, покрытых полотенцами с украинскими узорами, освящать в церкви пасху, куличи, яйца и колбасу. Атмосфера — празднично-приподнятая, торжественная.

Возможно, из-за того, что людей с деньгами здесь все же меньше, чем к западу от границы, львовские кафе поражают своей креативностью. Я очень много ездил по миру и могу засвидетельствовать, что нигде нет такого обилия кафе, где из заурядного поедания бифштекса делают целое представление.

Так, например, местные рестораторы даже извлекли выгоду из того, что в городе родился писатель Захер Мазох. В городе есть ресторан его имени, где все официантки ходят с плетками и лупят ими клиентов. Я не шучу!

Есть во Львове и пыточный ресторан, где посетители сидят на средневековых орудиях инквизиции (лично мне досталась дыба), а хозяин заведения расхаживает в костюме палача и с топором. Каждый вечер в ресторане кого — то «казнят». Все бы ничего, но сюда почему-то принято ходить с детьми, что по европейским понятиям как-то странно.

В ресторан с «кофейными шахтами» посетителей проводят в касках с фонариками (света в «штольнях» нет), и лишь после этой процедуры разрешают отведать кофе из «забоя». В еврейском ресторане цен нет, а официант приходит со счетом долларов на двести и говорит:

«Мы тут немножечко таки посчитали». Но после нескольких минут отчаянного торга сумма легко снижается раз в десять.

Есть во Львове и «страшный» бандеровский ресторан «Кршвка», что означает «схрон». Дверь открывает дюжий мужик в форме УПА и с автоматом в руках. Здесь есть специальная темница, куда бандеровцы сажают гостей, заподозренных в симпатиях к «москалям». Пленников отпускают на волю лишь после того, как они прокричат «Слава Украине!». Однако проводят эту «экзекуцию» лишь по желанию самой «жертвы». Конечно, на самом деле, в этом ресторане можно совершенно спокойно говорить по — русски, остаться в живых и даже вволю наесться вкуснейшим борщом с пампушками. Кстати, очень дешевым по московским меркам.