Евгений Коршунов - «Я — Бейрут...»

Следует еще и еще раз отметить высокий моральный дух защитников города, их боевую готовность. Они подтянуты, аккуратны, дисциплинированны. Я ни разу не видел на их лицах уныния, их не запугать, они не подвержены панике. Даже в самые жуткие обстрелы бойцы, свободные от несения службы, приходят в Советский культурный центр на просмотр наших фильмов. Конечно, их интересует преимущественно военная тематика, но просят они, чтобы им показывали и фильмы о любви, комедии, фильмы-размышления, раздумья. Когда-то на такие просмотры приходило по 10— 15 бойцов. Теперь же — во много раз больше. Потянулись сюда и жители соседних кварталов. Бывает, что в кинозал вдруг вбегает боец-связной, ищет кого-то, и группа защитников города срочно куда-то уходит, поблагодарив дежурного по СКЦ.

Во много раз вырос в эти дни спрос на литературу о Советском Союзе, о его внешней и внутренней политике. Газеты защитников города публикуют переводы рассказов советских писателей, посвященных Великой Отечественной войне. Переводы делаются из книг на русском языке, которые палестинцы и ливанцы, учившиеся в советских вузах, берут в библиотеке СКЦ. Они же и делают переводы.

— Мы знаем, за что сражаемся,— сказал мне знакомый боец-палестинец.— У нас есть идея, за которую мы готовы умереть,— родина, Палестина. Бегин говорит, что нас всего 6—7 тысяч. Нет, нас, палестинцев, 4 миллиона, и каждый палестинец — солдат или будет солдатом нашей армии освобождения. Мы внимательно читаем газеты, слушаем радио. Империалисты говорят, что переговоры о политическом урегулировании зашли в тупик. Я — не политик, я — солдат. Но если они действительно зашли в тупик, то не по нашей вине. Рейган спустил на нас своего цепного пса Бегина, пусть сам его и сажает снова на цепь. Но если политическое решение не будет найдено из-за провокаций Бегина и потакания ему американцев, мы готовы умереть в Бейруте, все до одного. Помните, как сказала Долорес Ибаррури: лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

...В середине июля мне поступило из «Известий» распоряжение покинуть осажденный Бейрут, выбраться из кольца окружения агрессоров и обосноваться временно в Дамаске. Я получил возможность побывать в долине Бекаа, где сирийские войска, отряды палестинцев и ливанских патриотов остановили наступление агрессоров и сковали их значительные силы. Близко познакомился также с отрядами ПДС, действующими на оккупированной израильтянами ливанской территории. По вполне понятным причинам я не могу, не имею права рассказывать обо всем, чему был свидетелем в долине Бекаа и в горах Ливана. То, о чем можно рассказать, не рискуя поставить под удар бойцов-партизан, и составит вторую часть этой книги.

Свидетельствует доктор Саламе

21.7.82.

Узнав, что приехал советский журналист, все свободные от работы врачи-палестинцы собрались в единственной небольшой комнате, которая служила им и канцелярией, и местом отдыха. Было утро, раненым бойцам, доставленным ночью из оккупированных израильскими агрессорами районов Южного Ливана, уже была оказана вся необходимая помощь, и теперь можно было немного отдохнуть за чашечкой кофе.

— Вы спрашиваете, есть ли среди нас кто-ни-будь, «то был на оккупированной территории Ливана?— продолжил разговор со мною старший из врачей, выпускник 1-го Ленинградского медицинского института.— Да вот хотя бы доктор Мудваффак Саламе. Он из Ирака, работал по линии Красного Полумесяца в городском госпитале в Сайде, был схвачен израильтянами, чудом вырвался от них, теперь работает с нами.

Доктор Саламе, невысокий плотный человек с лицом очень бледным, словно окаменевшим, чуть заметно кивнул при упоминании своего имени. Точно так же кивнул он, когда я попросил его рассказать о пережитом за те две недели, которые он находился в руках сионистских палачей. И несмотря на то, что коллеги-палестинцы наверняка уже знают его трагическую историю, они слушали рассказ в напряженной тишине.

— Я работал в городском госпитале Сайды уже почти полтора года,— рассказывал доктор Саламе глухим ровным голосом, и чувствовалось, что он громадным усилием воли подавляет свое волнение.— С первых же дней агрессии мне, как и другим врачам — ливанцам, палестинцам, а также врачам-добровольцам из Дании, Финляндии, Норвегии,— пришлось работать круглосуточно. К нам непрерывно поступали раненые — и бойцы и гражданские лица: старики, женщины, дети. Госпиталь был переполнен, не хватало запасов крови, медикаментов, но мы старались делать все, что могли. Потом враг начал штурмовать город. Севернее и южнее Сайды израильтянам после многократных попыток все же удалось высадить десанты, но бои за город велись еще несколько дней. Потом захватчики начали то, что они назвали «чисткой» Сайды. Они врывались в уцелевшие дома и выгоняли всех, кого там находили, на улицы. Затем гнали к морю — на узкую полоску побережья, где в конце концов скопились десятки тысяч людей. Наш госпиталь был окружен израильскими танками, в него ворвались захватчики. Всех врачей, весь персонал госпиталя они выгнали наружу, а затем стали хватать раненых — тех, кто, по их мнению, принимал участие в боях. Я сам видел, как одного раненого, закованного в гипс, они выбросили из госпиталя и принялись избивать, а когда он потерял сознание, бросили на самый солнцепек. Всех нас, и раненых, «отобранных» таким образом, и врачей, отвезли во двор католической школы, который был превращен в центр «первой фильтрации». Всем нам связали руки за спиною, завязали глаза, приказали лечь на землю и не шевелиться. Того, кто осмелился пошевелиться, тут же избивали деревянными молотками специальные палачи-надсмотрщики. Так продолжалось 4 дня. Нам не давали ни пищи, ни воды. Днем палило солнце, ночью мы страдали от холода. Я слышал стоны умирающих раненых. Уже на третий день я потерял сознание и очнулся от того, что плеснули в лицо водой. Мне удалось проглотить несколько капель. К концу четвертого дня от избиений и пыток умерли 7 раненых. Время от времени появлялись люди в масках, сопровождавшие израильских палачей. Они вглядывались в наши лица. По их знаку палачи хватали то одного, то другого и уволакивали. Больше этих товарищей мы не видели. Типы в масках были предатели или агенты сионистов, жившие среди нас еще до вторжения и специально собиравшие сведения — кто есть кто.

На четвертый день палачи развязали детей, которые тоже находились в этом концлагере, и приказали раздать нам по куску лепешки (величиной с ладонь) и консервной банке воды. А товарищей наших все уводили и уводили. Наконец, наступила и моя очередь. Предатель в маске указал на меня палачам, меня схватили, бросили в машину и отвезли в другой «центр фильтрации» — на небольшой заводик по изготовлению ящиков для фруктов на южной окраине города. Нас было несколько человек, в том числе мой коллега — палестинский врач. Из машины нас выбросили под ноги израильским солдатам, которые навели на нас автоматы... Мы думали — это расстрел. И тут врач-палестинец бросился на одного из палачей с криком: «Да здравствует Палестина!» Его сейчас же сбили с ног и принялись зверски избивать, топтать ногами. Лицо его мгновенно стало похожим на кровавую маску. Затем один из палачей всадил ему в распухшую щеку штык. С потерявшего сознание палестинца эти звери сорвали одежду, а его самого прикрутили проволокой к железному столбу на самом солнцепеке, чтобы мухи облепили его раны... Это одна из пыток, «изобретенных» сионистами. От такой пытки на моих глазах умерла молодая палестинка. В ее ранах копошились черви, ели ее еще заживо.