Сергей Алинин - Гибель Джонстауна - преступление ЦРУ

17 ноября я снова встретился с Проксом в Джонстауне, когда конгрессмен Лео Райан прибыл туда для проведения расследования. Это было за день до начала бойни. Проке сказал мне тогда, что рассматривает визит Райана как попытку помешать эмиграции джонстаунской коммуны в Советский Союз. Когда я начал уверять его, что расследование, насколько мне было известно, не имело никакого отношения к вопросу об эмиграции, он ответил, что это ошибка — недооценивать двуличность и хитрость американских секретных агентов. Перед самым уничтожением коммуны Проке сказал следующее: "Я не удивлюсь, если они уже внедрили агентов здесь и в Сан-Франциско" (в тамошнее отделение "Храма народов").

Четыре месяца спустя, 13 марта 1979 года, Проке организовал свою пресс-конференцию в 7 часов вечера в номере 106 мотеля 6, расположенного на Канзас-авеню. Множеству заполнивших комнату репортеров он роздал на 42-х страницах заявление, часть которого зачитал для представителей радио и телевидения. После этого Майкл молча встал и вошел в ванную, которая находилась за его спиной. Он закрыл дверь, и вдруг прозвучал выстрел из револьвера. В 7.43 вечера Прокса доставили с простреленным горлом в больницу Модесто, где он и умер три часа спустя.

Рядом с его телом репортеры нашли записку, в которой было следующее: "Если моя смерть не станет причиной новой книги о конце Джонстауна, значит я зря прожил свою жизнь"…

Как устное, так и письменное заявления Прокса для прессы гласили:

"Правда о Джонстауне скрывается потому, что правительственные органы США принимали самое активное участие в его уничтожении. Я уверен в этом потому, что когда вступил в ряды "Храма народов", то сам был тайным осведомителем(подчеркнуто нами. — Авт.)".

К письменному заявлению Проке приложил четырехстраничный документ, в котором подробно рассказывал о своей деятельности в качестве агента ЦРУ. Он писал о своем жаловании и своем задании, называл имя завербовавшего его сотрудника, а также рассказывал о методах, которые использовал при составлении регулярных донесений в ЦРУ.

Вся эта информация была представлена на пресс-конференции многим журналистам. Майкл послал также экземпляр своего заявления газете "Нью-Йорк таймс", журналам "Ньюсуик" и "Тайм". Однако ни слова из данного заявления напечатано не было. Ни одна национальная газета США, ни один журнал, ни радио- или телекомпания либо информационное агентство не сообщили общественности, что написал Майкл Проке в последние минуты своей жизни…

"В октябре 1972 года я пришел в дом Джима Джонса в Редвуд-вэлли, чтобы попробовать организовать с ним интервью для прессы. Я беседовал с пожилой женщиной Эстер Мюллер, которую Джонс приютил. Я рассказал ей, что меня очень интересует "Храм народов", и она посоветовала поехать в Сан-Франциско, где в то время находился Джонс. Я так и сделал, но мне предложили зайти к нему еще раз во время уикэнда. Через несколько дней мне в контору позвонил неизвестный человек и спросил, не хочу ли я встретиться с ним и поговорить о "Храме народов". Это показалось мне очень странным. Я дал согласие, и мы встретились на следующий день в ресторане Стоктона. Человек сообщил, что его зовут Гарри Джексон. Я попытался выяснить, чем он занимается, но он ответил, что работает на правительственное ведомство; ничего более конкретного от него я добиться не смог. Джексон спросил, почему я заинтересовался "Храмом народов", а я в свою очередь задал вопрос, откуда он знает о моем интересе. Джексон сделал паузу, а затем сказал что-то вроде следующего: "Если подумать, то есть способы узнать". Ответ был недвусмысленный — телефон Джонса прослушивался. Я заметил, что мой интерес пробудила серия статей в "Сан-Франциско икзаминер". И добавил, что хотел бы узнать побольше о Джонсе и "Храме народов", и если бы убедился, что в статьях писали правду, то подготовил бы передачу-разоблачение для нашей телевизионной программы новостей. Джексон (я как-то сомневаюсь, что это его настоящее имя) сказал, что газета многого не знала о "Храме народов", что это революционная организация, возглавляемая опасным человеком и нацеленная якобы на уничтожение существующей системы правления. Он поговорил со мной еще немного, рассказывая о том, что будто бы говорил или делал Джонс. Затем он предложил следующее: если мне удастся стать полноправным членом "Храма народов" и регулярно сообщать, что происходит внутри организации, то я буду получать двести долларов в неделю.

Думая сейчас обо всем этом, я полагаю, что меня "проверили" и посчитали хорошей кандидатурой, поскольку я был искренним христианином, студентом колледжа в консервативном округе Орэндж, не участвовал в какой-либо "сомнительной" организации или деятельности. Я ответил Джексону, что его предложение меня заинтересовало, но сначала мне надо посетить "Храм народов". Он согласился, сказав, что во время первого визита я все равно не смогу стать членом этой организации. Но добавил, что я не смогу получить более или менее полное представление об этой организации до тех пор, пока не стану ее членом. По договоренности я посетил собрание, на котором выступал Джонс. Позже я имел с ним частную беседу и был удивлен, услышав, как открыто в моем присутствии он критикует американскую систему. Я был очарован его рассуждениями и подумал, что его деятельность могла бы стать прекрасной темой для книги или сценария, которые, возможно, я бы в будущем написал. Мы разговаривали с Джонсом по меньшей мере два часа. Я спросил, нужны ли ему еще сотрудники. Джонс ответил, что мог бы использовать неограниченное число добровольных работников, но оплачивал бы им только жилье. Я захотел все это серьезно обдумать, а он сказал, что с огромным удовольствием воспользовался бы моей помощью.

Дня через два мне позвонил Джексон. Я сообщил ему, что собираюсь бросить свою работу и принять его предложение, а также что хочу написать книгу о "Храме народов". Мы обговорили мое вознаграждение (деньги оставлялись мне в определенных местах в тайниках, всегда в виде наличных, в простых конвертах). Я докладывал о том, что выведывал, только по телефонам-автоматам, поскольку сообщать донесения в письменной форме было слишком рискованно: в "Храме народов" с большим подозрением (как и можно было ожидать) относились к репортеру, который бросил свою достаточно престижную работу руководителя бюро телекомпании для того, чтобы вступить в организацию, где ему не платили.

Со временем я стал ощущать противоречивость своей роли осведомителя, хотя и не поставлял какой-либо ценной или секретной информации. Я начал отождествлять свои проблемы с проблемами и страданиями членов общины. Когда я увидел, как ее программа помогала различным людям, ощущение противоречивости сменилось чувством вины. Я уже некоторое время наблюдал внимательно за Джонсом, сблизившись с ним, насколько это было возможно, но не привлекая внимания к себе самому. Его деятельность была невероятно интенсивна: звонки по телефону, консультации, доклады, контакты со всеми звеньями организации. Было очевидно, что Джонс работал больше, чем любой другой, но у меня все еще возникали сомнения в двигавших им мотивах. За те несколько месяцев, пока я был в "Храме", у меня составилось отрицательное мнение об этом человеке. Но я сознавал, что оно вызвано субъективными причинами: мне не хотелось, чтобы они повлияли на мое мнение о характере его деятельности. Я видел, что он всегда первым замечал, если кто-то в чем-либо нуждался, будь то старик, которому не на чем сидеть в переполненном зале, или одинокий больной человек. Он всегда занимался чьими-то нуждами — нуждами, которые часто не были заметны для других. Он казался необычайно чувствительным человеком. Когда бы я его ни видел, он всегда заботился о ком-то, делал что-либо для кого-то или просил других помочь тому или иному человеку. Он не ограничивался этим. Он всегда прослеживал, сделано ли то, о чем он просил. Тем не менее я не хотел, чтобы у меня оставались в отношении него какие-либо сомнения. Мне надо было быть уверенным.