Патрик Робинсон - Уцелевший

Дальше мы легли на мелководье, чтобы выполнять «кроль», опустив головы под воду. Потом снова свисток, мы ползем, затем обратно в воду, еще на пятнадцать минут. Рядом со мной все это время находился один из лучших курсантов в классе, офицер флота, капитан лодочного экипажа, отличный бегун и пловец. Он ушел. По собственному желанию.

Меня это потрясло до глубины души. Другой курсант из его экипажа побежал по пляжу следом, умоляя не уходить, убеждая присутствующего инструктора, что он не это имел в виду. И инструктор дал ему второй шанс, сказал, что еще не слишком поздно, и если он хочет, то может вернуться обратно в воду.

Но парень уже все решил для себя и был глух ко всем уговорам. Он продолжал идти в сторону плаца, так что офицер приказал ему сесть в грузовик рядом с машиной «Скорой помощи». Потом инструктор спросил у курсанта, умолявшего вернуть товарища, хочет ли он тоже уйти, и весь класс услышал четкое «Никак нет» и увидел, как парень несется по пляжу, будто испуганный краб, обратно в воду.

Пока мы бегали туда-сюда в ледяном прибое, казалось, что вокруг становится все холоднее и холоднее. Наконец нам приказали выйти из воды, и в который раз мы услышали звук свистка. В который раз все снова упали вниз, на песок. Мы ползли, все тело болело, горело и чесалось. Еще пять парней вышли на этом этапе и были направлены в грузовик. Я не понимал, почему так происходит, мы ведь уже делали эти задания раньше. Да, теперь все было ужасно, но не настолько же, черт подери. Я думаю, что эти ребята просто слишком забегали вперед, боялись грядущих пяти дней адской недели, хотя именно это капитан Магуайр предупредил нас не делать.

Как бы то ни было, теперь нам отдали приказ взять лодки и заплыть на них в прибой, что нам удалось без особых трудностей. Но нас заставили проплыть сотню метров, тянуть, грести, поднимать и тащить лодку, выпрыгивать из лодки, буксировать лодку, нести лодку, бежать с лодкой, ползти, жить и умереть с ней. Мы были так измотаны, что это было уже неважно. Мы едва понимали, где находимся, так что просто ныряли в воду с разбитыми до крови коленями и локтями до тех пор, пока нам не приказали выйти на песок.

Я думаю, что дело было где-то около полуночи, но казалось, что уже скоро наступит утро. Мы закончили упражнения с лодкой и начали упражнения с бревном. Ни одно деревянное изделие за всю историю, кроме, вероятно, деревянного креста, который Иисус Христос тащил на Голгофу, не было тяжелее, чем те деревянные полена, которые мы тащили на руках в тихоокеанский прибой. После всех наших злоключений это была чистой воды дьявольская работа. Выбыло еще трое.

Потом инструкторы придумали нечто новое и современное. Нам приказали нести лодки на руках через полосу препятствий. Выбыл еще один. Нас осталось всего сорок шесть.

Затем следовало задание на «преодоление скал», мы понеслись к морю, чтобы поставить лодки на воду. Экипажи уже почти профессионально пробивались через легкие накатывающие волны и из последних сил гребли к скалам напротив отеля «Дель Коронадо». Мой напарник Мэтт Макгроу теперь командовал в нашей лодке, и мы устремились вперед, направляясь прямо на скалу. Вот носовой выпрыгнул на камни и крепко схватился за фалинь. Остальные с помощью весел выровняли лодку, и я подумал, что дела идут не так уж плохо.

Теперь было где-то два часа ночи. Внезапно инструктор, стоявший на верху скалы, крикнул нашему командиру: «Эй, ты! Да, ты! Ты только что убил весь отряд! Перестань бегать между лодкой и скалой!»

Мы вытащили лодку из воды и утащили ее за камни, на мягкий песок. Инструктор приказал нам выполнить два набора отжиманий и послал обратно – туда, откуда мы пришли. Еще два раза мы бросались на скалы, действуя медленно и неуклюже, и я полагаю, инструктор так и не прекращал кричать на нас и бранить на чем свет стоял. В конце концов нам пришлось бежать с лодкой назад по пляжу, оставить ее на песке, а потом вернуться в прибой и сделать несколько подходов «кроля» с опущенными в воду головой и плечами и несколько подходов отжиманий в прибое. Потом приседания. Еще двое выбыли.

Эти ребята стояли рядом со мной. Я отчетливо слышал, как инструктор давал им еще шанс, спрашивал их, не хотят ли они передумать. Если так, их просили вернуться в воду.

Один заколебался. Сказал, что, может быть, он продолжит, если вместе с ним пойдет и другой парень. Но тот был непреклонен. «С меня довольно этого дерьма, – сказал он, – я пошел отсюда».

Они выбыли вместе. Казалось, инструктору на них было глубоко наплевать. Уже позже я узнал, что, когда человек уходит, ему всегда дают второй шанс, и даже если он им воспользуется, то все равно так и не доходит до конца. Все инструкторы это знают. Если даже мысль об уходе закрадывается в голову курсанту, он уже никогда не станет «морским котиком».

Я думаю, что эта тень сомнения навсегда загрязняет мысли. И, отдуваясь, потея и бегая туда-сюда по этому пляжу в первую ночь адской недели, я это ясно осознал.

Я понял это потому, что мысль об уходе никогда бы не появилась в моей голове. До тех пор, пока солнце встает на востоке и заходит на западе. Вся боль, перенесенная в Коронадо, не могла отравить этой мыслью мой мозг. Я мог потерять сознание, перенести инфаркт или поймать шальную пулю. Но я бы никогда не ушел.

После того как ушли эти парни, мы опять принялись за работу. Подняли лодки над головами для пробежки к столовой – всего лишь еще полтора километра. Когда я добежал, то был очень близок к тому, чтобы упасть замертво, как никогда близок. Нас все равно заставили отжиматься, поднимать и опускать лодку, – я думаю, чтобы нагулять аппетит.

Наконец нас отпустили на завтрак. За девять часов, которые прошли с момента начала адской недели, мы потеряли десять человек – всего девять часов с той минуты, как кричащие во все горло автоматчики вывели класс 226 из кабинета, девять часов с тех пор, как мы спокойно сидели в сухой одежде в теплом помещении и более-менее чувствовали себя людьми.

Эти девять часов кардинально изменили жизнь и восприятие тех, кто больше не мог этого выдержать. Я сильно сомневаюсь, что и остальные будут когда-нибудь прежними людьми.

В столовой некоторые курсанты сидели, словно контуженные. Они даже не двигались, просто уставились на свои тарелки, будто не способны были нормально функционировать. Но я не входил в их число. Я чувствовал себя так, словно был на грани истощения, и набросился на яйца, тосты и сосиски, которые нам подали, наслаждаясь едой и свободой от криков и команд инструкторов.

Просто я наслаждался каждой секундой спокойствия. Через семь минут после того, как я закончил свой завтрак, сюда подошла новая смена инструкторов, и опять начались крики и шум.