Патрик Робинсон - Уцелевший

Мы обычно работали совсем небольшими командами, по четыре спецназовца SEAL. Одни, окруженные врагом. Такой вид ближней разведки был самой опасной работой. Здесь чувствуешь себя одиноко, частенько скучаешь, но при этом находишься под постоянным риском быть обнаруженным. Иногда, если дело касалось особенно значимого лидера террористов, мы могли действовать дальше и захватить его, хотя бы попытаться выдернуть его живым. Грубо и беспощадно. Давайте по-честному: спецназ ВМС США тренирует лучшие разведгруппы в мире.

Я всегда смеюсь, когда читаю о «гордых борцах за свободу в Ираке». Гордости в них ни капли. Они за пятьдесят баксов родную мать продать могут. Мы заходим в какой-нибудь дом, берем парня, который, по нашим сведениям, является одним из главарей, и выводим его на улицу. Первое, что он говорит: «Эй, только не меня. Вам нужны ребята вон в том доме, вниз по улице». Или: «Вы дадите мне доллары, а я расскажу вам все, что хотите».

Так они и делают. И то, что они нам рассказывают, чаще всего является очень ценной информацией. Большая часть военных успехов, например, устранение сыновей Саддама, да и его самого, были результатом военной разведки. Кто-то свой просто продал их, как они сами продали сотни других людей. Что угодно за пару баксов… Гордость? Эти парни даже не знают такого слова.

Эту стадию разведки довольно сложно выполнить. Мы приближались к цели очень быстро, иногда ехали по самым опасным районам города, проносясь по улицам на внедорожниках «Humvee», иногда даже спускались на веревках с вертолетов, если это было необходимо. Мы приближались, квартал за кварталом, продвигаясь аккуратно сквозь темноту, готовые, что по нам могут открыть огонь в любую секунду из окна, из-за угла здания, с противоположной стороны улицы и даже из башни. Такое все время происходило. Иногда мы стреляли в ответ, и всегда ущерб для врагов был куда более значимым, чем для нас.

И когда мы добирались до конкретного здания, то либо вышибали дверь при помощи кувалды и хоули (это нечто вроде лома, который срывает дверь с петель), или оборачивали динамит вокруг замка и тут же взрывали его. Мы всегда следили, чтобы взрыв был направлен внутрь, на случай, если кто-то поджидал нас за дверью с автоматом «AK-47». Очень тяжело остаться в живых, когда рядом с тобой взрывается дверь и осколки летят в упор со скоростью в пару сотен километров в час.

Иногда, если сомневались относительно численности противника за этой дверью, мы забрасывали внутрь несколько световых и шумовых гранат. Они не взрывались и не обваливали стены – ничего подобного, но выпускали серию очень громких оглушающих щелчков одновременно с ослепительными вспышками белого света. Это быстро дезориентировало врага.

После этого командир операции давал отмашку войти в здание, и это всегда было шоком для тех, кто был внутри. Даже в случае, если мы не использовали шумовые гранаты, люди просыпались и тут же сталкивались лицом к лицу с огромными мужиками в масках со взведенными автоматами в руках и издающими резкие крики при малейшем движении. Хотя эти городские дома преимущественно были двухэтажными, иракцы чаще всего спали все вместе внизу, в гостиной.

Однако кто-то мог прятаться и наверху и попытаться открыть по нам огнь – вот это могло вылиться в очень неприятную ситуацию. Обычно мы решали такие проблемы метко брошенной ручной гранатой. Это может звучать жестоко, но ведь вся команда целиком и полностью полагается на коллегу с гранатой, потому что у парня наверху может быть точно такая же, так что эта опасность должна быть устранена. Ради братьев по оружию. В спецназе всегда сражаешься за них. Без исключений.

Однако в нижней комнате, где к тому времени уже окружены иракцы, мы искали главаря – парня, который знал, где хранилась взрывчатка, у которого был доступ к боеприпасам для изготовления взрывчатки или оружия – ведь это оружие будет в итоге нацелено на американских солдат. Чаще всего его было несложно найти. Мы включали внутри какой-нибудь свет и вели его прямо к окну, чтобы парни снаружи, у которых были на руках разведданные, могли сравнить его лицо с полученными фотографиями.

Чаще всего фотографии были сделаны той командой, в которой я работал, и идентификация проходила моментально. Во время этого процесса бойцы SEAL обыскивали дом. Грубо говоря, проверяли, что иракцы, которые так внезапно были взяты дома под арест, не имели доступа к какому-нибудь оружию.

Именно в этот момент появлялись парни группы А-SEAL – суровые профессионалы, полные уверенности в своих намерениях и решимости довести допрос до достижения нужного результата. Превыше всего они заботились о качестве данных информатора, о бесценных знаниях, которые могли спасти жизни десяткам американцев. Снаружи для патруля обычно оставались три-четыре «морских котика», чтобы сдержать натиск неизбежно собиравшейся у дома толпы. Когда все было под контролем, то вместе с командой «A» мы допрашивали главаря, требуя, чтобы он проинформировал нас, где находилось убежище террористов.

Иногда мы получали адрес. Иногда – имена других главарей. Временами люди даже информировали нас о местонахождении оружейного склада, но это обычно включало денежную сделку. Если парень, которого мы брали под арест, оказывался особенно упрямым, мы надевали на него наручники и отсылали на базу для более профессионального допроса.

Но обычно удавалось узнать хоть что-то. Таким способом мы собирали все необходимые данные, чтобы обнаружить и вывести из игры тех, кто все еще боролся за Саддама Хусейна, несмотря на то, что его правительство пало, несмотря на то, что его войска были окружены, а страна была временно под американским и британским контролем. Это были опасные деньки, завершавшие формальный конфликт.

Мы стреляли с крыш домов, обыскивали машины на наличие бомб и в итоге научились сражаться как террористы, ночь за ночью, словно дикие звери, прокрадываясь по улицам городов и сел. Нет другого способа победить террористов. Нужно драться так же, как они, или тебя точно убьют. Именно поэтому мы так жестоко входили в дома, взрывали здания, сносили с петель двери и ураганом неслись вперед, действуя строго испытанными и проверенными методами спецназа, прочно засевшими в нас благодаря годам тренировок.

Потому что твой враг в конце концов должен бояться тебя, понимать твое превосходство. Этому нас учили там, на передовой Вооруженных сил США. Наверное, именно поэтому мы не потеряли ни одного бойца за все время моего пребывания в Ираке – потому что мы играли по правилам. Без ошибок.

По крайней мере, не было ни одной серьезной. Хотя я признаю, что в первые мои недели в Ираке мы стали примером небольшой оплошности после того, как нашли склад боеприпасов иракского мятежника. Мы патрулировали берег реки и услышали одиночные выстрелы, летевшие в нашу сторону с другого берега. Некоторые армейские командиры просто решили бы захватить склад и конфисковать боеприпасы.