Леонид Млечин - Смерть Сталина

Все пришли с женами. Вечеринка затянулась, все веселились до упаду, много выпили. Сталин был в превосходном настроении, чему способствовало не только привезенное с Кавказа красное вино, но и приятное общество.

Потом говорили, что Сталин вроде бы уделил особое внимание жене одного из военачальников. Это не прошло незамеченным для окружающих, прежде всего для Надежды Аллилуевой.

Обычно скупая в эмоциях и даже несколько суховатая, Надежда Аллилуева не могла сдержать своих чувств. Разгоряченный вином и самой атмосферой удавшейся вечеринки, Сталин не придал значения ревности жены. Увидев, что она недовольна, Сталин бросил ей в тарелку корку от апельсина и в своей грубоватой манере обратился к ней:

— Эй, ты!

Надежда Аллилуева вспылила:

— Я тебе не «эй, ты»!

Она вскочила и вышла из комнаты. За ней последовала Полина Семеновна Жемчужина. Аллилуева и Жемчужина долго вдвоем гуляли по осеннему Кремлю. При Сталине он был закрыт для посещения. Никого, кроме охраны, там не было.

Жемчужина расскажет потом, что Надежда жаловалась на мужа. Она ревновала Сталина и считала, что у нее есть для этого основания. Была вроде бы еще какая-то парикмахерша, к которой любил ходить Сталин, а Надежда знала об этом. Дочери Сталина Светлане Полина Семеновна говорила:

— Твой отец был груб, ей было с ним трудно — это все знали; но ведь они прожили уже немало лет вместе, были дети, дом, семья, Надю все так любили… Кто бы мог подумать! Конечно, это не был идеальный брак, но бывает ли он вообще?

Но потом Аллилуева вроде бы успокоилась и пошла домой. О том, что произошло позже, можно только догадываться.

Сталин и Аллилуева спали в разных комнатах. Она — у себя. Он — в кабинете или в небольшой комнате с телефоном возле столовой. Там он и лег в ту ночь после банкета. Это значит, что в те роковые часы, часы отчаяния, тоски, сжигавшей ее ревности, Надежда Аллилуева была совсем одна.

Если бы Сталин, вернувшись, захотел объясниться или вообще посмотреть, что там с его женой, она, возможно, осталась бы жива. Он вернулся от Ворошилова в прекрасном настроении и, надо полагать, не хотел его портить неприятными объяснениями с женой.

Утром Надежду пришла будить экономка и нашла ее мертвой.

Писательница Галина Серебрякова вспоминала:

«Скромность Надежды Сергеевны Аллилуевой граничила с застенчивостью, сдержанность и внешнее спокойствие сопутствовали ей всюду. Красота ее была не броской, а строгой и классически совершенной. Знакомый нам по древнегреческим фрескам точеный нос, высокая шея, большие карие глаза. Смотрела она прямо, подолгу не опуская густых ресниц, редко смеялась, умела молчать и слушать и, несмотря на отрочески худенькую фигуру и по-детски сжатые плечи, казалась физически крепкой…

Не только к Владимиру Ильичу, но и к Крупской была она горячо привязана. Долгое время Аллилуева даже одевалась так же, как и Надежда Константиновна, предпочитая темный шерстяной сарафан и белую простенькую блузочку всем иным нарядам. Помню, весной — в Мухалатке — Надя часто повязывалась пуховым платком крест-накрест, поверх кофты, так же, как это любила делать Надежда Константиновна…

Мне всегда казалось, что Надя была очень несчастна и нуждалась в тепле и заботе, которых не имела… Я познакомилась с Надеждой Сергеевной в Тбилиси у Серго Орджоникидзе, к которому она приехала с сынишкой после семейной размолвки. Причиной ссоры явилась жена одного из секретарей ЦИКа, метко прозванная «каракатицей»…

Мысль о смерти не могла возникнуть при взгляде на тридцатидвухлетнюю, строго красивую, именно красивую, а не хорошенькую Надежду Сергеевну. Тем разительнее был телефонный звонок в праздничное ноябрьское утро:

— Ночью застрелилась Надя.

Была годовщина Октября. Торжество омрачилось. Смерть Аллилуевой явилась первым зловещим предзнаменованием грядущих наших бед. Сумрачным днем шла я за гробом Надежды Сергеевны на Новодевичье кладбище.

Переулки, прилегающие к Кропоткинской улице, были оцеплены. Люди в штатском, в сапогах и кепках, многозначительно прохаживались по пустым тротуарам. У случайных прохожих проверяли документы. Во многих квартирах по приказу опустили шторы. Медленно двигался похоронный кортеж. Впереди я видела согбенную, маленькую фигуру Сталина. Перекошенное лицо его почернело. Он казался жалким, больным. Я приписала происшедшую в его внешности перемену глубокому горю…»

Слухи о том, что Сталин застрелил жену, сразу поползли по Москве.

Леопольд Треппер, знаменитый разведчик, в 1932 году учился в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада имени Ю.Ю. Мархлевского. Он писал:

«Студенты коммунистических университетов, участвующие в похоронах, шепотом спрашивали друг друга:

— Так что же все-таки — она покончила с собой или ее убил Сталин?»

9 ноября 1932 года профессор Александр Соловьев записал в дневнике:

«Сегодня тяжелый день. Придя в Промакадемию для чтения лекции, застал большое смятение. Ночью дома трагически погибла жена т. Сталина — Н.С. Аллилуева. Она много моложе его, лет тридцати с чем-то. Стала женой после революции, работая молодой сотрудницей ЦК. Теперь училась последний год в Промакадемии на химическом факультете. Была на моих лекциях. Одновременно заканчивала Менделеевский институт на факультете искусственного волокна. И вот эта загадочная смерть.

Среди промакадемцев много всяких разговоров и предположений. Одни говорят, ее застрелил т. Сталин.

Далеко за полночь он сидел один в кабинете за бумагами. Услышал за спиной у двери шорох, схватил револьвер и выстрелил. Он стал очень подозрителен, все кажется, что на него покушаются. А это входит жена. Сразу наповал.

Другие говорят, у них были большие политические расхождения. Аллилуева его обвиняла в жестокости к оппозиционерам и раскулачиванию. Во время спора в запальчивости т. Сталин стрелял в нее. Третьи утверждают, несчастье произошло из-за семейной ссоры. Аллилуева вступилась за отца, старого ленинца, и за старшую сестру, партийку. Обвинила мужа в недопустимом бессердечном преследовании их за некоторое несогласие с ним. Тов. Сталин не стерпел упреков и стрелял.

Много разных других слухов и сплетен застал я. Из ЦК позвонили: прекратить всякие домыслы и вымыслы. Заниматься чем положено — учебой».

В годы большого террора посадили на скамью подсудимых двух знаменитых докторов — Плетнева и Левина. Пошли разговоры о том, что они обречены, поскольку знают правду о смерти Аллилуевой. Истинную причину ее смерти знали трое — главный врач Кремлевской больницы Александра Юлиановна Канель и консультанты Лечебно-санитарного управления Кремля профессора Лев Григорьевич Левин и Дмитрий Дмитриевич Плетнев.