Роман Василишин - Сверхновый завет

Главное, что нам никогда не следует забывать: разделение разумных форм жизни на хищников, падальщиков и травоядных требует от нас осознания того, что среди них нет хороших или плохих видов. Все эти формы проживают на планете рука об руку, составляя вместе ее разумный биоценоз, конкурируют за ресурсы и исполняют свою высшую миссию, заложенную в них Творцами. Они воздействуют на людей чести тем или иным способом, чаще всего ущемляя их интересы, добывают себе ресурсы и стараются достичь доминирующего положения. Для людей это может выглядеть противно, вредно и опасно, но в восприятии иных форм жизни сами люди чести не менее опасные соперники.

Никого из разумных на фундаментальном уровне невозможно переделать. Корректировке и перевоспитанию по общему лекалу могут быть подвержены лишь представители общей формы разумной жизни, но в рамках собственной высшей миссии внутри своего сообщества. Проблема усугубляется еще и тем, что все разумные искренне считают себя представителями одного вида — гомо сапиенс — и безуспешно массово пытаются себя переделывать и перестраивать под несуществующий стандарт, вымышленный Кагалом.

Следующие взаимосвязанные маркеры мы, для большего удобства читателей, объединим в группу:

СПОСОБНОСТЬ К СОЗДАНИЮ КОЛЛЕКТИВОВ.

ОТНОШЕНИЕ К ЛИЧНОМУ И ОБЩЕСТВЕННОМУ.

СПОСОБНОСТЬ К ТВОРЧЕСТВУ.

Высшая форма социального воплощения разумной формы жизни — создание коллектива. Коллектив многократно умножает созидательные и разрушительные возможности любой формы разумной жизни. Коллектив, планирующий грабить и убивать, будет делать это более эффективно, чем отдельные его члены, которые станут грабить и убивать поодиночке. Коллектив, собравшийся строить, сделает это лучше, быстрее и эффективнее, чем одиночка или толпа. Стадо травоядных, сплотившихся в коллектив с распределением ролей и выставивших заграждение из рогов, легко отразит атаку крупного хищника и даже стаи хищников.

Коллектив, созданный из представителей одной формы разума, продемонстрирует высшую эффективность. Захват мировых финансов иудо-семитской формой разумной жизни, скрупулезно блюдущей расовую чистоту, — тому доказательство. Но коллектив, созданный из представителей разных форм разумной жизни, искренне считающих себя ЛЮДЬМИ, добивается куда меньших результатов, если не учесть фактор фундаментального различия в природе гоминидов и не сделать на него поправку.

Чаще всего представители всех форм разума способны пожертвовать собственными интересами в интересах более высокой общности — семьи. Меньшее количество — ради коллектива, еще меньшее — ради страны или абстрактного человечества. Большинство форм разумной жизни на планете неспособно жертвовать личными интересами во имя общественных, так как этому противоречит и препятствует их внутренняя природа, закодированная в структуре витального поля.

В природе самца любого вида разумных — отдать последний кусок хлеба самке или детенышу, но он равнодушно пройдет мимо чужой самки или чужого детеныша, если это не запрограммировано в его полевой форме иначе.

Другое дело, что представители хищных форм жизни и разумные падальщики легко способны жертвовать чужими жизнями или ресурсами во имя собственного коллектива, ибо создание коллектива под достижение конкретной цели — это форма социального созидания большинства разумных форм. И тем не менее, коллективные интересы у большинства занимают вторичное положение перед собственными, а сам коллектив воспринимается как инструмент для исполнения личной миссии или достижения собственной цели.

Особенно привержены коллективному созиданию представители китайской формы монголоидов и, конечно же, собственно люди. Но в отношении к коллективу между этими формами разумных наблюдается существенная разница. Представители «китайской формы» разумной жизни способны в коллективе раствориться без остатка, подчинив себя устоявшейся иерархии и установленному распорядку, но при этом еще и умудряются свято блюсти интерес собственный. Вообще, китайская форма разумной жизни во многом крайне эффективна в достижении своих целей именно потому, что является едва ли ни наиболее единокровной в расовом воплощении. Если сделать поправку на исторические фальсификации, то подобная чистота скорее обусловлена именно тем, что китайский монголоид, как и японский, относится не к древней, а к наиболее молодой форме разумной жизни, появившейся на планете совсем недавно и еще не растратившей свою чистоту.

Собственно люди, как форма разумной жизни, к понятию коллективного относятся наиболее органично и способны легко пожертвовать личными интересами ради міра, «общества». Собственно люди наиболее естественно воспринимают коллектив не сквозь призму интересов личных и даже общественных, а как инструмент, способствующий мультипликации созидательных возможностей.

Строго говоря, к творчеству, в той или иной мере, привержены все формы разумных гоминидов. Другое дело, что каждая форма разума созидает в границах собственной миссии. Собственная же миссия одних разумных заключается в убийствах и захватах, других — в пожирании трупов, а третьих — в сотворении муравейников. Кроме того для большинства форм разума характерна способность решать творческие задачи и в личных интересах, и в чужих интересах, и в общественных, но при условии, что удовлетворяется их индивидуальная выгода. Как у классиков: «Деньги вперед, — заявил монтер, — утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья». Лишь осознание своей индивидуальной выгоды пробуждает внутри большинства гоминидов творческое горение.

Но у собственно людей творческий процесс протекает иначе. Я в своей жизни не встречал ЧЕЛОВЕКА-творца на ниве частного предпринимательства, хотя многие из ЧЕЛОВЕКОВ попали в эту сферу в силу обстоятельств и добились там немалых успехов. Не встречал я ни одного творца, который бы искрил созиданием, работая на козла.

Лишь когда полем деятельности для творческих человеков становилось созидание ради интересов коллектива, общества, страны или достижения общей возвышенной мечты абстрактного характера, то одновременно миллионы людей становились творцами, горели энтузиазмом и восторгались общими успехами без всякой привязки к личным интересам или личным успехам.

Например, в Советском Сталинском обществе, где творили миллионы, созидали искренние энтузиасты-стахановцы, день и ночь трудившиеся в тяжелейших условиях во имя высокой идеи, не знавшие достойного, по нынешним, конечно же, меркам, вознаграждения, но испытавшие восторженное счастье лишь от своего права творить, подаренного им обществом. Советские люди, как отдельная форма разумной жизни, были устроены парадоксально, и о них можно рассказывать много интересного и необычного. Но скажи такому советскому творцу, что он с тем же энтузиазмом должен горбатиться на буржуя, а ему за это станут втрое больше платить и сытнее его кормить, то в ответ можно было бы выхватить по морде. Факт остается фактом: осознание высокой общественной значимости задачи у собственно людей (формы разумной жизни) автоматически высекает творческую искру и энтузиазм. И чем более общественные и значимые стоят перед людьми задачи, тем выше созидательная отдача человеков.