Эфраим Баух - Эффект бабочки. Израиль – Иран: от мира – к войне, от дружбы к ненависти

Раньше он давал приказы стрелять в беснующуюся толпу, ныне колебался, и в связи с тяжелой болезнью, и в связи с угрозами президента Картера отменить сделку на продажу самолетов Эф-16 в случае нарушения шахом прав человека. Генералы просили шаха дать приказ об открытии огня, ибо в Иране с его плотностью населения им было запрещено открывать огонь по собственному усмотрению. Шах не отдал такого приказа».

В августе командующий авиацией Ирана генерал Равии вызвал к себе Ицхака Сегева на тайную встречу в явочной квартире в центре Тегерана:

«У меня к вам личная просьба: привезите сюда генерала Даяна. Шах его ценит очень высоко. Кто-то должен сказать шаху, что творится на улице».

«Но господин генерал, вы сами говорили мне, что в ожидании аудиенции в приемной шаха среди 12 – вы первый, то есть пользуетесь самым большим уважением у него. Почему бы вам самому не сказать ему этого?»

«Все это верно. Но он сидит на троне, смотрит на нас сверху вниз, а мы лишь можем говорить: да, Ваше Высочество, нет, Ваше Высочество».

28 октября, по просьбе представителя Мосада в Иране Элиэзера (Гейзи) Цафрира (автор книги «Большой сатана, малый сатана: революция и пути спасения из Ирана». 2002 г.), в Иран прилетел глава Мосада Ицхак Хофи, чтобы убедить власть предержащих предпринять более активные меры против демонстрантов. Поездка не принесла результатов.

Моше Даян был тогда министром иностранных дел Израиля, но все же согласился прилететь в Тегеран.

«До встречи с шахом, – пишет Сегев, – Гейзи Цафрир повез нас к генералу Насири. «Слушайте, Насири, – сказал Даян, – я слышу от своих людей, что тут у вас проблемы и власть колеблется?» Насири улыбнулся и ответил: «Господин генерал, не знаю, что известно вашим людям, но мы полностью владеем ситуацией. Нет необходимости обсуждать эту малозначительную проблему. Поговорим лучше о том, что беспокоит Его Высочество: о положении в Эфиопии и Сомали». Даян попытался еще раз вернуться к положению в Иране. Насири снова улыбнулся: «Но я же сказал вам, генерал Даян, что мы полностью владеем ситуацией». Даян обернулся и шепнул мне на иврите: «Он абсолютно синилен. Жаль тратить на него время». Встреча с шахом привела к тем же результатам».

Начало года ознаменовалось волной беспорядков после публикации в одном из иранских еженедельников сфабрикованного службой безопасности Ирана САВАК письма с тяжкими обвинениями в адрес Хомейни. Беспорядки перекинулись из города Кум в Тибриз, а затем и в другие города. Сотни людей были убиты в столкновении с силами безопасности.

В начале сентября незапланированным полетом из Ирака в Иране приземлился «Боинг» с одним пассажиром – сводным братом Саддама Хусейна, главой иракской секретной службы Баразаном Аль-Такрити. После соглашения между двумя государствами по разделу залива Шат-Эль-Араб (Персидского залива), отношения Ирака с Ираном улучшились. Садам Хусейн передал через сводного брата послание: следует железной рукой подавить беспорядки, Ирак придет на помощь. Такрити намекнул шаху, что для его службы не составляет никакого труда ликвидировать Хомейни в Наджафе И тут шах совершил ошибку, которая будет ему стоить престола: вместо того, чтобы уничтожить Хомейни, шах попросил выслать его из Ирака. Ал-Такрити согласился на это без всякого возражения (Таири. Дух Аллаха. Стр.202).

Шах полагал, что проживание Хомейни в Наджафе, одном из священных городов шиитов, усилит его влияние, и не желал слушать советников, которые говорили шаху, что именно на Западе Хомейни будет действовать против режима с полной свободой. Франция согласилась принять изгнанника, который должен был собраться в течение двух дней и покинуть Ирак, где все же находился под присмотром, в общем-то, в дыре, далеко от юпитеров средств массовой информации. Шах преподнес ему на блюде с золотой каемочкой все мировые средства массовой информации.

Верные Хомейни люди в Париже устроили целую систему прямой связи с Тегераном из небольшого почтового отделения, – два телекса и шесть линий связи. И все это было сделано в течение нескольких часов. Небольшая парижская студия записи отменила все свои прежние заказы, и в короткий срок приготовила тысячи кассет его проповедей и подготовила к пересылке в Тегеран. Проповеди Хомейни теперь шли по радио в Тегеран каждый час. Журналисты со всех концов мира слетались к его дому, чтобы сфотографировать, записать, проинтервьюировать святого человека.

За четыре месяца проживания в пригороде Парижа Хомейни был 132 раза проинтервьюирован по радио, телевидению и в газетах. Он опубликовал 50 деклараций, которые почти тут же распространялись в Тегеране. Он выступил перед ста тысячами иранцев, которые, примерно, по тысяче в день собирались у его дома, чтобы вместе с ним молиться, послушать проповедь или просто поцеловать ему руку. В основном, это были иранские студенты, которые приезжали из Британии, Италии, Западной Германии и даже из США. Аятолла сидел в тени яблони, на коврике, и выливал в каждой своей проповеди ушаты ненависти на шаха, называя его «раненным змеем» и призывая верующих уничтожить его, прежде, чем он начнет снова жалить.

Французы первыми поняли, что правительство под руководством Хомейни представит им невидные возможности в Иране. Жискар ДЭстен стал уговаривать своих союзников в Европе более критически отнестись к режиму шаха. Тем временем, в Тегеране происходили многотысячные демонстрации.

«Слышали ли вы, как миллион человек кричит одновременно? – пишет Сегев. – Это пугает и вызывает почтительный страх. Мы боялись нападений и выходили на улицу в персидской традиционной одежде или в революционном одеянии. Мы присоединялись к демонстрациям, чтобы передать информацию о происходящем в Израиль. Демонстрации проходили в строгом порядке. Демонстранты заранее готовили цветы и, встречая солдат, втыкали в стволы их оружия…

Многие офицеры все еще верили в силу шаха, и не покидали страну. Бежали чиновники, интеллигенция. Международный аэропорт Тегерана принимал непрекращающийся поток депутатов парламента, принцев и принцесс, бывших премьер-министров и просто министров, губернаторов, судей Верховного суда, богачей, звезд кино, людей среднего класса. Мало кто из них мог себе представить, что их отъезд превратится в вечное изгнание.

С 1 октября 1978 до 31 января 1979 года, то есть до 1 февраля – дня возвращения Хомейни в Тегеран – Иран покинуло сто тысяч человек и вывезло за три последних месяца семьдесят восьмого года за границу сумму своих накоплений в 15 миллиардов долларов, примерно, 9 процентов валюты государства.

В ноябре страна была почти полностью парализована. Все службы, вся торговая жизнь, вся нефтяная промышленность перестали функционировать. Режим шаха потерял поддержку общественности, и не было понятно, поддержит ли его хотя бы какая-то часть службы безопасности в миг, когда это понадобится.