Эфраим Баух - Эффект бабочки. Израиль – Иран: от мира – к войне, от дружбы к ненависти

Ложимся спать в огромную кровать с балдахином. Рядом с кроватью телефон, по которому можно позвонить в Тель-Авив только через Чикаго.

Вдруг – бешеная стрельба. Неподалеку, на балконе, старик палит из автомата в воздух, жена вкладывает ему патроны в обоймы, а он все палит: Башира Джумайеля избрали президентом.

И пошла, завертелась каруселью оперетта вкупе с кровавым фарсом – появятся американские морские пехотинцы. Итальянские берсальеры с петушиными хвостами на касках из батальона Сан-Марко будут, играя на инструментах и тряся петушиными хвостами, распевать песенки во время спортивного бега по бейрутским улицам.

Нас пошлют в Джунию – задержать две лодки с французскими десантниками, высадившимися с миноносца, не пускать их на берег. Мы начнем их теснить, и в результате несколько огромных красных беретов и значков останется в наших руках на память об этом событии.

Адский взрыв в штабе христиан в Бейруте.

Бестолковость и сумятица в эфире: убит Башир Джумайель или не убит.

Кто-то вроде бы видел его живым, но по бормотанию комментаторов, общей панике радиосообщений, голосу Шарона – ясно, убит, и с ночи нас введут в западную часть Бейрута.

Высаживаемся с десантных кораблей на берег, втягиваемся в переулки, извилисто ведущие в глубь городских джунглей. Впереди командир роты с двумя связистами. По правой стороне переулка наш взвод цепочкой, и я четвертый, прикрывающий первых троих. Интервал между нами – пять метров, чтобы брошенная граната не нанесла большого урона. Вокруг многоэтажные развалины, пахнет гибелью и мерзостью запустения.

15 сентября. Восемь часов вечера. Сели у стен. Половина взвода спит, половина – на страже. До четырех утра.

Мы в самом сердце западного Бейрута – Корниш Эль Мазра, примерно, в восьмистах метрах от учреждений Арафата. Задача – дойти до них.

Танк «Меркава» с задраенным люком движется посреди улицы. Мы – вдоль стен. Улица сверху вдоль и поперек простреливается гранатометами, осколки, камни, штукатурка сыплются нам на голову. Отмечаем огневую точку. Танк стреляет по этажу.

Засели у итальянского посольства. Кто-то оттуда машет нам в окно, показывая жестами, мол, не желаете ли пить. В этот миг снаряд попадает в склад гранат, находящихся рядом с посольством. Взрывы, валит дым из всех щелей, ранило какого-то ливанца. Наши ребята перевязали ему раны.

К двум после полудня, через десять часов после начала движения, мы прошли всего несколько сотен метров. Совсем рядом – здание, которое надо захватить. Начинается настоящий уличный бой. На каждом перекрестке простреливаю поперечную улицу, пока ребята перебегают за моей спиной. Дошли до огромного черного здания. Вывеска – «Московский народный банк». Под прикрытием дымовой шашки мы заскакиваем в вестибюль дома, который станет местом нашего расположения.

Пятый час после полудня. 16 сентября восемьдесят второго года. Палестинцы ведут огонь из гранатометов по верхним этажам. Сыплются стекла из окон бельгийского посольства и посольства монахини Марии-Терезы. Мы – на втором этаже, расстелили спальные мешки и раскрываем банки с боевым пайком.

Ворвавшись на верхние этажи, где располагается отдел пропаганды Арафата, мы видим стены, обклеенные обоями из лиц убитых в террористических актах израильтян – мужчин, женщин, детей, вырезанные и увеличенные из израильских газет. Поверх этих обоев – портреты Маркса, Брежнева и Арафата. В шкафах огромные пачки незаполненных грамот, на которых, вместо эмблемы, – снимок одиннадцати израильских спортсменов, убитых в Мюнхене.

Потом еще будет гора Джебель-Барух на шоссе Бейрут-Дамаск, с высоты которой в дымке видны пригороды Дамаска с ползущими, как муравьи, машинами.

В один из дней мы высадимся с командиром батальона на вертолете в отвесном ущелье – выкурить из пещер террористов. Один из них, выскочив из пещеры, упадет, срезанный очередью, второй выберется с поднятыми руками, но первый внезапно выстрелит и попадет комбату в пах.

Врач сделает ему успокоительный укол. Сумерки стремительно приближаются. Вертолет не может спуститься, ибо с наступлением темноты, сирийцы открывают огонь по всему, что летает. С раненым на носилках, беспрерывно меняясь, да еще с пленным в придачу, мы будем идти вверх по крутой тропе, при свете луны, с каждым шагом все более обозначающем увеличивающуюся слева от нас пропасть, и лишь к двенадцати ночи доберемся до вершины.

Странная страна Ливан, заражающая любого, ступающего на эти земли, жадным желанием жить и полнейшим фатализмом перед лицом смерти.

Будет еще христианский городок в горах Ливана – Дир Эль Камар, окруженный плотным кольцом ливанских друзов, полных решимости вырезать население городка, всех, до единого, от мала до велика. На экранах телевизоров – истощенные лица истово молящихся в церквушке городка, до отказа набитой мужчинами, женщинами и детьми. И полное глухое равнодушие христианского мира к своим же братьям.

Но Менахем Бегин заявляет, что евреи не допустят резни безвинных людей, ибо отлично знают, что это такое.

Мы двое суток вывозили жителей из городка. Атмосфера ненависти вокруг них была до того густой, что лишь отвернешься на миг, как за твоей спиной друз бросается с ножом на христианина. Мальчишка будет пытается штыком проколоть шины. От холода коченели руки. Христиане жадно хватали из наших рук горсти конфет, и волчьи взгляды друзов на ускользающую добычу пробирали страхом до костей, сильнее, чем обстрел.

Потом нас на горе сменили религиозные, с пейсами и бородами, всего девять месяцев в армии. Мы возникли перед ними прямо в облаках, и они испуганно спрашивали: «Где мы?»

Кто-то из нас ответил: «На седьмом небе».

На радостях мы покинули место ночью. Останавливает нас на шлагбауме военная полиция, ибо ночью в Ливане двигаться запрещено. Звоним комбату.

«Вы кто? – сердито спрашивает. – Спецназ? Шакед? Ну, так оттесните их, и все дела…»

Сын смеется, вспоминая, как девушка в Кириат-Шмоне увидела его вываливающимся из автобуса, как вываливается из берлоги грязный и одинокий зверь. Его улыбка испугала ее.

Оказывается, смерть может быть временем года, образом жизни с долгой болью и короткими радостями, и у детей, которые вернулись в землю Обетованную, уже сейчас отсутствующие лица, как у Ангелов, ибо прислушиваются в самих себе к будущему.

Заведомо старое право – убивать инакомыслящих, сумевших сбежать за пределы империи, будь то древний Египет или более поздний Рим, разворачивается в полную силу в конце ХХ-го века в возникшей, подобно взрыву, империи ислама имама Хомейни. Согласно нескольким источникам и, главным образом, специальному отчету группы английских парламентариев, борющихся за права человека, не менее 350 противников иранского режима аятолл были истреблены или получили тяжкие телесные повреждения в более, чем в 20 странах. Использовался обширный набор способов уничтожения – взрывы, выстрелы в упор, убийство холодным оружием, пытки, сожжение. Большинство убийств происходило в период президента Рафсанджани – с 1989 по 1997 годы. По данным оппозиционных организаций Ирана получили угрозы жизни разными путями более 3000 противников режима, эмигрировавших из Ирана.