Игорь Сид - Геопоэтика. Пунктир к теории путешествий

Кроме того, в этих лексико-семантических различиях мог сыграть роль и тот нюанс, что сухопутное европейское пространство, во-первых, достаточно тесное, повсеместно раздробленное невысокими горами, холмами и прочими неровностями (пресловутая «пересечённая местность»), в нём почти нет характерных для Азии, Африки или Америки величественности ландшафтов, избыточного простора и размаха, которые сам по себе примагничивают внимание путешественников, увлекая в путь. А во-вторых, в странах Европы в представлении о путешествиях должен был быть давно размыт оттенок познавательный. Европейское пространство уже со средних веков очень хорошо изучено, описано, известно в подробностях, т. е. стимул для отправления в путешествие здесь был просто давно ослаблен. Поэтому понятие о «путешествии» растеряло свою когнитивную и эвристическую (да и сакральную, вероятно, тоже) ценность, превратившись в преимущественно механическую и прагматическую характеристику движения.

Уникальность феномена путешествия, по нашему предположению, заключается ещё и в том, что это, пожалуй, единственный вид человеческой деятельности, все хронологические стадии которого одинаково самоценны. Начало или середина пути по умолчанию не менее важны, чем финал. Конечной целью путешествия является всё путешествие в целом , а не только его кульминация или финал, или другие моменты маршрута.

То есть путешествие можно рассматривать как элементарную поведенческую модель для многих видов деятельности, как например игра, учеба, воспитание детей, секс, еда, творчество. Эти формы активности являются, по своим психологическим механизмам, производными от путешествия, его «разновидностями» или модусами. При этом они зачастую не подразумевают пространственного перемещения, и в трёх из четырёх физических измерений их маршрут свёрнут в точку. «Маршрут» этих модусов путешествия лежит не в физическом пространстве, базовыми пространствами являются для них пространства фазовые или семантические — пространство личностного роста, пространство эмоций и т. д.

Старт любого путешествия, подобно человеческому младенчеству и детству, отмечен эйфорическим избытком чувств и дефицитом информации; финиш, подобно старости — наоборот, перегружен накопленными знаниями и впечатлениями, но беден на эмоции, восприятие истощено. И совокупность промежуточных этапов путешествия может рассматриваться, в том числе, как параллельные процессы — постепенной утраты остроты восприятия и одновременно — последовательного накопления информации о мире. Аналогично, завершение путешествия, в классическом случае в той же точке, откуда оно было начато, соответствует смерти.

И именно поэтому любое путешествие является многогранно работающей метафорой человеческой жизни в целом , её действующей моделью, устойчивой ментальной матрицей (приблизительной иллюстрацией которой является латинская пословица « via est vita »).

«Путешественник», в таком случае, — почти полный синоним «человека». А исследовать путешествие — едва ли не так же сложно, как и изучать человеческую жизнь вообще, во всей её бесконечной сложности и поливариантности. Аналогичным образом, исследование смыслов человеческой жизни, понимаемой как протяжённость, маршрут, «биография» — тоже до сих пор не институализировано в отдельной научной дисциплине, оно всё ещё остаётся прерогативой различных разделов философии.

Битов А. Г. Путешествие как литературный жанр. Доклад на конференции «Власть Маршрута: путешествие как предмет историко-культурного и философского анализа». Москва, 6 декабря 2012.

Гончаров И. А. «Фрегат „Паллада“». Л., 1986.

Данн Дж. У. Эксперимент со временем. М.: Аграф, 2000.

Жданов И. Ф. Место Земли. Книга стихов. М.: Молодая гвардия, 1991. Каганский В. Л. Путешествие в ландшафте и путешествие в культуре // Культура в современном мире: опыт, проблемы, решения. 2001, вып. 2. Сидорова С. Е. Путешествие длиною в жизнь: британские колониальные чиновники в Индии. Доклад на круглом столе «Антропология путешествий: мотивы, персонажи, трансграничье» в рамках Х Конгресса этнографов и антропологов России, 4 июля 2013. (Не опубл.)

Выдающийся абхазско-русский писатель Даур Зантария в своём главном произведении, романе-эпопее «Золотое колесо» изображает краткий период новейшей истории Абхазии, непосредственно предшествующий началу грузино-абхазской войны 1992–1993 годов. Несколько переплетающихся сюжетных линий с участием персонажей различных национальностей — как живущих здесь абхазов, грузин (мингрелов), греков, русских, цыган, так и гостей из Балтии и Западной Европы, — дают в совокупности картину сгущающегося этнополитического конфликта.

Исследуя причинно-следственные связи данной исторической ситуации и противоречивые механизмы коллективного восприятия, автор не даёт происходящему никаких оценок и далёк от какой-либо дидактики; в романе практически нет героев полностью отрицательных. Обостряющийся кризис обладает собственной внутренней логикой, несводимой к поведению или взглядам отдельных людей, и напоминающей нарастание катящегося с горы снежного кома. Так, приезд в Абхазию французского велосипедиста-миротворца парадоксальным образом приводит к дальнейшей эскалации напряжения: « Война так война, решили все. Стало ясно, что здесь уже так сильно пахнет жареным, что и до Парижа дошло. В сознании людей постепенно укреплялась опасная мысль о неотвратимости войны. Это-то часто и делает войну неотвратимой. В краю, где наскоро сколачивают хижины с мыслью, что всё равно сожгут, никогда не кончатся поджоги » [88] Зантария Д. Собрание. Стихотворения, рассказы, повести, роман, публицистика, из дневников. Сухум: Абгосиздат, 2013. С. 366. .

Центральная сюжетная линия романа, связанная с судьбой мингрельского юноши Могеля, выглядит особенно интересной с точки зрения теории путешествий и геопоэтики, поскольку событийно-хронологическая канва здесь накладывается на физическое перемещение героя вдоль черноморского побережья Кавказа, а в нарратив втягиваются, в том числе, ландшафтно-географические образы.

Могель совершает странствие из Мингрелии в Абхазию, стремясь состояться как личность. Образ этого героя, действующего на протяжении почти всего романа, прописан не очень подробно и выглядит как некоторое обобщение. В начале романа читатель узнаёт лишь, что « Могелю было за двадцать, но до сих пор он по-настоящему жить не начал: не успел ни жениться, ни переехать в Абхазию » [89] Там же. С. 388. . Постепенно становится ясно, что « уехать в Абхазию или Тбилиси, как это делают все, кто могут » [90] Там же. С. 388. — устойчивая тенденция у молодёжи прибрежной, то есть провинциальной, части позднесоветской Грузии. В эпоху, когда Абхазия была включена в Грузию, столицы обеих республик были главными центрами притяжения на этой общей территории, местными метрополиями. И часть молодых людей были захвачены мечтой переехать туда, чтобы приобрести там профессию, семью, достаток и вообще реализоваться.