Сергей Медведев - Парк Крымского периода. Хроники третьего срока

И здесь третье и самое главное, что сделал этот чемодан: он окончательно десакрализовал Красную площадь как пространство властного мифа. Карнавальное переосмысление Красной площади началось еще на заре перестройки, в далеком 1987-м, когда наивный авиатор Матиас Руст, проскользнув через заслоны ПВО, прилетел к нам на одномоторной «Сессне» как первая ласточка перемен. И с тех пор понеслось: лужковские гуляния, японские барабанщики, лазерные шоу, концерты Red Hot Chili Peppers и Пола Маккартни, стеклянный куб Dior и рекламная кампания зажигалки Zippo, когда актер, переодетый сотудником ФСО, поджег потухший факел во время олимпийский эстафеты в Кремле. Здесь все чаще проходят художественные акции: исполнение группой Pussy Riot песни на Лобном месте в январе 2012 года и мощный жест художника Петра Павленского в ноябре 2013 года, прибившего себя к брусчатке Красной площади — впрочем, он, скорее, стремился ресакрализовать кремлевский миф, ощутив своим телом весь холод и ужас русской истории.

В последние годы каждую зиму Красную площадь оккупирует пригламуренный Боско-каток с фанерными башенками (который, по правде говоря, еще больше разрушает архитектурный ансамбль площади, чем злополучный чемодан, но здесь протестов не слышно); Михаил Куснирович вообще много делает для карнавализации национального мифа, регулярно обряжая чиновников и знаменитостей в свои шутовские кафтаны, расписанные развесистой клюквой. И вот теперь к этому лубочному великолепию добавился подсвеченный золотой чемодан. В паре с катком, «Шоколадницей», ГУМом в новогодних лампочках, между пряничным Историческим музеем и марципанным собором Василия Блаженного, чемодан на какое-то время превратил Красную площадь в кондитерскую лавку, в сказку про Гензель и Гретель, напомнив сорокинский «Сахарный Кремль». И Спасская башня с Мавзолеем показались уже не такими страшными и державными, и тень Ильича отступила от зубчатых стен.

На самом деле Красная площадь далеко не всегда была таким неуютным властным пространством, продутым ветрами истории и отутюженным гусеницами танков и колесами ракетных тягачей. Когда-то там стояли верхние торговые ряды, разгружались подводы, ходил трамвай — это была площадь в полном смысле слова, хороший городской майдан. И вход в Кремль был свободным, через Спасские ворота; взяв бесплатный билет в дворцовой конторе, любой мог пройтись по всем кремлевским дворцам и садам. Лишь после переезда большевиков в Кремль и его закрытия для простых смертных Красная площадь стала приобретать черты сакрального пространства, где можно лишь проводить торжественные шествия и государственные похороны.

И в этом смысле затея с чемоданом, несомненно, удалась. Она стала естественным продолжением художественных акций по переосмыслению державного мифа и десакрализации символических пространств. В 2010 году это была акция группы «Война», нарисовавшей гигантский фаллос на Литейном мосту перед его разводом, показав 65-метровый фак «Большому дому», петербургскому управлению ФСБ. В 2012 году — перформанс Pussy Riot в другом священном пространстве, храме Христа Спасителя. И наконец, в 2013 году — акция с чемоданом, которая переозначила и переосмыслила пространство Красной площади, сам масштаб государственной власти. Она, несомненно, заслуживает выдвижения на премию «Инновация» или премию Кандинского. Интересно будет узнать ее авторство — а вдруг это не зарвавшийся пиарщик из компании LVMH, а все та же вездесущая дьявольская «Война»? Или некий скрытый Пелевин, который, кажется, пишет все сценарии российской жизни последних лет?

Хотя, скорее всего, чемодан родился сам, соткался из плотной атмосферы абсурда, беспамятства и бесстыдства современной российской жизни, и в этой же энтропии растворился без следа.

Похоже, времена и нравы действительно смягчаются. Главным предметом публичных дискуссий летом 2016-го стали уже не кровавые разборки в Донбассе и Сирии, а тема вполне гуманитарная: парадоксы городского планирования. Поводом для споров стала программная статья архитектурного критика Григория Ревзина под названием «Благоустройство Москвы: мы готовы терпеть кнут, но подавитесь вашим пряником», являющаяся апологией — или даже манифестом — собянинского урбанизма.

Колонка Ревзина — памятник эпохе. В связи с этим текстом можно говорить о всех главных коллизиях так называемого благоустройства. Можно вспомнить о коррупции, когда миллиардные контракты с явно завышенными ценами пилятся проектировщиками и подрядчиками, о чем не раз писал Алексей Навальный. Можно говорить об этике расходования сотен миллиардов рублей бюджетных денег на реконструкцию нескольких улиц в центре, когда в городе закрываются больницы, сливаются поликлиники и отказываются от индексации пенсий. Можно рассуждать о попытке главного архитектурного критика России, любимца либеральной публики, вдруг ставшего пиарщиком властей, оправдаться перед своей целевой аудиторией. Можно, наконец, вспомнить Гоголя с Маниловым и его мостом через пруд.

Я же хочу сказать об идеологии московской (и шире — российской) модернизации, ибо колонка Ревзина излагает ее с подкупающей прямотой. Речь идет ни много ни мало о просветительском проекте, в котором Собянин вместе с придворными урбанистами-технократами исполняет роль просвещенного правителя, строящего для неразумных горожан, не понимающих собственного блага, гранитные ложи, партеры и подиумы, где, как в садах Версаля, как в парижских пассажах у Беньямина, начнется непрерывное дефиле горожан, наблюдающих и наблюдаемых, развернется театр городской жизни. Для возведения этой регулярной утопии необходимы, по словам Ревзина, «жертвы на алтарь цивилизации» — и каждое лето, ради будущего Города солнца, москвичей приносят в жертву на гранитном алтаре в клубах пыли и грохоте отбойных молотков. А когда осядет пыль, отзвучат аплодисменты и улетят в небо праздничные шары, по гранитным плитам понесутся на самокатах бородатые хипстеры и активные горожане по пути от станции монорельса на открытие мультимедийной инсталляции — все, как в рендерах КБ «Стрелка».

Но за рамками этой 3D-графики остается расползшийся двадцатимиллионный мегаполис с дефицитом транспортной и социальной инфраструктуры, с растущим имущественным неравенством и сегрегацией городских кварталов, с пробками на МКАД и Третьем транспортном, которые намертво встанут в попытках объехать закрытый для автомобилей центр, с утренними толпами у входов в метро и с упраздненным троллейбусом — ведь провода так некрасиво смотрелись на компьютерных визуализациях. И еще на картинки не попадают шесть месяцев печального времени года, с ноября по апрель, когда партеры и подиумы городского театра равномерно покрыты бурой жижей из грязи и реагентов, которая в холода замерзает, превращая городское дефиле в танцы на льду.