Уильям Энгдаль - Невидимая рука… банков

Добыча угля сократилась многократно, отключения электричества стали нормой. Миллионы возвращавшихся домой солдат, нужно было каким-то образом встроить в истерзанную гражданскую экономику.

Если бы Черчиллю удалось обманом заставить Трумэна вступить в конфронтацию с СССР, то была надежда, что Британия станет абсолютно необходимой Вашингтону и, по крайней мере, сохранит остатки былого влияния. Во всяком случае, так думали в Лондоне [114].

Аннулирование ленд-лиза было явным враждебным шагом против Лондона, особенно если учитывать, что Трумэн одновременно сделал исключение для Китая, продлив с ним этот договор [115]. Отмена кредитования и поставок в Британию были частью стратегии Совета по международным отношениям для удержания потенциальных соперников в борьбе за экономическую гегемонию в заведомо слабом состоянии.

А основным соперником как раз и была Великобритания, особенно ее зона стерлинга с имперскими предпочтениями для стран-участниц и доминионов в бесчисленном количестве колоний по всему миру. Архитекторы Американского века не собирались обращаться как с равными ни с кем, даже со своим давним союзником Великобританией.

Рузвельт и Рокфеллеры готовили Вторую мировую войну вовсе не для того, чтобы спасти Британскую империю, а как раз наоборот. Рузвельт и Трумэн оба отчетливо понимали, что Британию придется поставить на колени прежде, чем она согласится стать младшим партнером с англо-американским «особым союзом». Как писал военный посол Уинстона Черчилля Гарольд Макмиллан члену социал-демократической партии Ричарду Гроссману: «Мы, дорогой Гроссман, греки в этой американской империи. Мы видим в американцах те же черты, что греки видели в римлянах: огромные, вульгарные, шумные, беспокойные, гораздо более энергичные и решительные, чем мы, и при этом более праздные, имеющие гораздо больше все еще сохранившихся достоинств, но в то же время гораздо более коррумпированные. Мы вынуждены участвовать в союзных силах примерно так же, как греческие рабы участвовали в походах императора Клавдия» [116].

Программа для Германии после её капитуляции

Апрельская речь Черчилля в Фултоне обозначила поворотную точку в меняющейся политике конфронтации со Сталиным и Советским Союзом. Послевоенный англо-американский «особый союз» изначально не был союзом равных, вне зависимости от того, насколько сильно этого желали в Лондоне. Но, как полагали в Британии, они, по крайней мере, продолжали бороться за лидерство, пусть даже теперь в качестве пешки в американской игре.

Эта американская «игра» готовилась использовать свою военную и экономическую силу, чтобы построить новую экономическую империю, используя в качестве новой глобальной угрозы, заменившей армии Гитлера, сфабрикованную угрозу распространения советского коммунизма.

5 марта 1945 год, речь Черчилля в Фултоне

К 1947 году Вашингтон был готов завести Западную Европу в свое экономическое стойло и изолировать Советы. В качестве средства воплощения новой стратегии он предложил двусторонний американский План Маршалла для реконструкции Европы.

Большинству могущественных фигур в американской промышленности, нью-йоркском банковском деле и международной политике (большинство из них было связано с группой Рокфеллера) было вполне ясно, в чем заключалась послевоенная программа.

В 1946 году Лео Уэлч, тогда финансовый директор Standard Oil, призвал Вашингтон «…сформулировать политические, военные, территориальные и экономические требования США к своему потенциальному лидерству в негерманской мировой области, включая само Соединенное Королевство, а также Западное полушарие и Дальний Восток».

Уэлч использовал в своем призыве американский деловой жаргон: «Как крупнейший источник капитала и крупнейший спонсор глобального механизма мы должны устанавливать темп и принимать на себя ответственность акционера-мажоритария в этой корпорации, известной как мир… с бессрочным мандатом. Это – постоянное обязательство» [118].

Джордж Кеннан, американский дипломат и политолог

В 1948 году Джордж Кеннан написал конфиденциальный внутренний меморандум для Государственного департамента. Он обрисовал в общих чертах послевоенную повестку дня американского властного истеблишмента: «У нас есть около 50 процентов мирового богатства, но только 6,3 процента мирового населения… В этой ситуации мы не можем не быть объектом зависти и обиды. Нашей реальной задачей в предстоящий период является разработка модели взаимоотношений, которая позволит нам сохранить это положение диспропорции без положительного ущерба нашей национальной безопасности. Чтобы сделать это, нам придется отказаться от всякой сентиментальности и мечтательности; и наше внимание должно быть сосредоточено всюду на наших непосредственных национальных целях. Мы не должны обманывать себя, что мы сегодня можем позволить себе роскошь альтруизма и мировой благотворительности» [119].

Кеннан, архитектор «политики сдерживания» периода холодной войны, выразил истинную сущность послевоенной американской политики. Кеннан был холодно честен и реалистичен относительно истинной послевоенной цели американской элиты: ею было американское мировое господство или, по крайней мере, та его часть, которую можно было захватить и удержать в 1948 году. Это и было предполагаемой «Великой областью» Совета по международным отношениям.

В июле 1947 года государственный секретарь Джордж Маршалл представил план экономической реконструкции Европы, который был разработан, чтобы укрепить доминирование американской промышленности, Большой нефти и Больших финансов в послевоенной Европе – План Маршалла, или, официально, Программу восстановления Европы.