Георгий Тарнавский - КУРОПАТЫ: СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Авторы статьи подробно рассказывают, как в начале 70-х годов в деревне Зеленый Луг, которая тогда еще несмело подступала к северной окраине Минска, а сейчас исчезла, подарив свое красивое имя огромному микрорайону, довелось им услышать от старожилов о расстрелах людей в недалеком лесу. С 1937 по 1941 год, говорили они, каждый день и ночь туда привозили на машинах обреченных на смерть людей и расстреливали. Кругом стоял старый бор, называли его Брод, а вокруг простирались леса с крохотными лоскутками пашни.

Небольшой участок бора — гектаров 10–15 — приходился на живописную покатую горку, которую именовали почему-то Куропатами, хотя птиц там было немного, зато весной буйно цвели нежно-белые лютики, по-белорусски курослепы. Был он обнесен высоким, не менее трех метров, дощатым забором, обтянутым сверху колючей проволокой. За забором находилась охрана с собаками.

Людей привозили по гравийной дороге, что вела от Логойского тракта к Заславлю. Путь этот местные жители называли «Дорогой смерти». Авторы опросили тогда многих сельчан из Зеленого Луга и других деревень, установили немало фактов и обстоятельств массовых убийств.

«Но обнародовать их в 70-е годы, рассказать обо всем не было возможности. В 1987–1988 годах мы отыскали некоторых жителей снесенной уже деревни, снова побеседовали со старожилами и свидетелями событий в окрестных селах, выяснили обстоятельства, детали, записали ответы…»

3. Позняк и Е. Шмыгалев процитировали многих своих собеседников, постепенно дополняя и обогащая подробностями картины расстрелов, приводя аргументы в обоснование того или иного вывода.

«Людей ставили в ряд, затыкали каждому рот кляпом и завязывали тряпкой… Убийцы были в форме НКВД. Они стреляли из винтовок сбоку в голову крайнего, чтобы прошить пулей двоих человек… Патроны жалели».

Это свидетельства Николая Васильевича Карповича, 70-летнего жителя деревни Цна-Иодково — самой близкой к Куропатам. А Василий Яковлевич Скворчевский, Мария Григорьевна Потершук, Надежда Ефимовна Хомич и другие говорят, что слышали крики, плач, мольбы и проклятия. «Может, не хватало кляпов?» — спрашивают авторы. И сами отвечают:

«Нет, видимо, дело в другом. Человек, который долгое время регулярно убивает людей, постепенно становится садистом. У него возникает потребность помучить свою жертву, прежде чем убить ее. Вот и мучили людей перед смертью.

Видимо, не патроны экономили убийцы, когда стремились прошить одной пулей сразу двоих. Это была своего рода бравада, спорт для палачей, демонстрация профессионализма. Н. Карпович, вероятно, как раз и видел этот нетипичный способ расстрела из винтовок. Мы подробно расспрашивали всех, кто слышал, как звучали выстрелы, и тех, кто видел, как убивали, или узнал от тех, кто видел, — и пришли к выводу, что расстреливали в основном из наганов и пистолетов (что и подтвердилось затем раскопками)».

Всем свидетелям авторы задавали вопрос: не знают ли они о расстрелах в этих местах советских людей фашистами в годы войны. Ответы были одинаковыми: нет, немцы здесь появлялись редко, никого не расстреливали. Интересовались также, кто из местных жителей был репрессирован, какова его судьба. Люди назвали имена учителя Арсена Павловича Груши, крестьян из деревни Хмаринщина Андрея Филипповича и Степана Терлюка, братьев Стриго из Подболотья.

По этому поводу авторы замечают, что можно как-то понять, почему в годы сталинских репрессий уничтожались в первую очередь руководящие партийные и военные кадры, интеллигенция, специалисты. Но совсем необъяснимо, почему убивали темных, неграмотных крестьян и рабочих. Трудно отыскать в этом какую-то логику, потому что она, по существу, не человеческая, а с каким-то иным знаком.

В статье обстоятельно излагается версия о кем-то уже проведенной ранее эксгумации захоронений в Куропатах. 3. Позняк и Е. Шмыгалев пишут^

«Осмотр некоторых могил вызвал у нас тревожные подозрения. Слишком глубокие впадины, а по сторонам иногда бугорки, будто раскапывали когда-то… Тревога усилилась, когда мы вспомнили рассказ одного крестьянина, который захотел остаться инкогнито, о том, что сразу после войны тут долго копались солдаты».

И когда после раскопок одной из могил в ней ничего не было обнаружено, подозрения не могли не перерасти в уверенность.

«Это открытие… поразило не меньше, чем сам факт массовых репрессий. Как же мы недооценили их подлость! Вот кто копался здесь после войны! Заметали следы. Значит, знали еще тогда, что творили! Где же ваша «честная» уверенность в справедливости своих дел, в праведности приказов?! Оказывается, вы боялись еще тогда. Совершить такую египетскую работу! Выкопать столько трупов! Куда вы их дели? Вывезли и закопали? Сожгли? Не мелкая сошка дала приказ на эксгумацию. Берия? Цанава? Маленков? Кто?»

Авторы сообщают и о том, что одна из могил была затронута во время прокладки трассы газопровода на вершине Куропат и в ней найдены кости и 15 черепов, 20 пар кожаной обуви и галош, другие предметы. Захоронение, замечают они, во время эксгумации было «пропущено», его забыли раскопать.

Завершает статью справедливое напоминание о том, что в массиве необходимо срочно установить надписи с информацией об этих местах, чтобы люди знали, чти они не подходят для пикников и беззаботного воскресного отдыха.

Публикация в писательской газете, выходящей в общем-то небольшим тиражом, мгновенно получила республиканскую известность. Номер передавали из рук в руки, активно обсуждали, спорили. Спустя несколько дней появились публикации, построенные на тех же фактах и размышлениях, в «Московских новостях» «Известиях», «Огоньке», основные положения статьи были пересказаны в передаче Центрального телевидения. Куропаты мгновенно обрели всесоюзную, а затем и мировую известность.

И как результат — буквально шквал читательских откликов. «Неужели это правда? Неужели именно так и было? Разве у нас такое могло быть?» — восклицали одни. «Не слишком ли зло написано? Может, чересчур смело и открыто размышляют авторы?» — спрашивали другие. «А куда нам уйти от этих фактов? — возражали им третьи. — Может, спрятаться за неправдой и полуправдой, за глубокомысленными размышлениями о необходимости всеобщего очищения?»

Безусловно, всем нам было бы спокойней, если бы не проступили, не проросли из земли эти не столько «белые», сколько «красные», кровавые пятна прошлого, писали читатели. Если бы не знать, не ведать места расстрелов, не считать, сколько было невинно загубленных, не догадываться, кто и как расстреливал, наверняка так было бы спокойней, во всяком случае комфортней.

Но разве можно излечиться от серьезной болезни, избегая лекарств лишь потому, что они горькие? Старший научный сотрудник Государственного музея БССР Ф. Кривонос писал в редакцию: