Александр Архангельский - Человек в истории

«Никакого способа прямого восстановления магния из руды не существовало, и ничего, кроме описанного в учебниках, я не знаю. Это был лишь хитрый тактический маневр вырваться из блока номер восемь, вероятно, попасть в Германию». Немец обещал помочь.

Вскоре Владислава перевели в блок № 3, где жили военнопленные, используемые на различных работах в палатках и землянках. Поместили сначала в палатку.

«Люди лежали вплотную друг к другу. Стояла отвратительная вонь, сильно пахло мочой. Видимо, ночью выйти из палатки было практически невозможно, и люди мочились под себя. Зато было очень тепло. Я прилег на землю и почувствовал себя на грани блаженства. Наконец-то надо мной появилась крыша, защищающая от дождя и ветра». Немного освоившись, Владислав старался помогать тем, кому грозила голодная смерть. Но люди умирали очень часто.

Справка.Сува`лки (польск. Suwałki) — лагерь, располагавшийся в городе Сувалки в июне и июле 1941 года в качестве Oflag 68, а с осени 1942 Шталаг I/F Sudauen площадью около 50 га. Осенью 1941 года в лагере было от 10 до 20 тысяч заключенных, с 1941 по 1944 годы — от 60 до 100 тысяч.

Владислав в Сувалках перенес заболевание тифом, выжил в основном из-за желания жить. Весной 1942 года Владислава Тхорожевкого перевели в Берлин, в филиал лагеря для военнопленных Шталаг ЗД. Лагерь этот находился в пятиэтажном доме, среди домов, занятых гражданскими. «На окнах не было решеток, а всю внешнюю охрану осуществлял солдат, медленно прогуливающийся по набережной вдоль зеленых кустарников».

Удивительно, что ехал он на поезде, в пассажирском вагоне среди обычных пассажиров. Его сопровождал добродушный ефрейтор. Военнопленный Тхоржевский со своим конвоиром спокойно прогулялись по городу. Берлин в ту пору еще не бомбили. «Столица Третьего Рейха поражала своим великолепием и богатством. Товарами завалены магазины и лавки возле домов. Кругом полно красиво одетых немцев и иностранцев. Улицы города не подметали, а мыли, как полы в доме». Они подошли к обычному пятиэтажному дому. После ванной Владислава провели на пятый этаж, где жили советские военнопленные. «Три этажа занимали французы, англичане, сербы и даже один индус. На первом этаже размещались охрана, кухня, ванная, склады. Это был обычный жилой дом сросшихся друг с другом других пятиэтажных домов на набережной Шпрее, в центре Берлина, напротив Бёрзе-вокзала. Здесь находился филиал берлинского лагеря для военнопленных».

Летом 1944 года Владислава и его товарища по команде 806 Евгения Летникова направили в лагерь Бирау у бывшей польской границы. Работать их направили на завод фирмы «И. Г. Фарбениндустри». Здесь же они получили право на свободное передвижение, «свободный билет». Вместо работы они ездили в ближайший город. В течение двух недель они истратили все деньги и продали всю одежду и часть постельного белья. Владислав вместе с другом прогулял выданные на проезд деньги и искал выход из своего сомнительно благополучного положения. Ему хотелось связаться с русскими партизанами, он пытался найти выход из сложившейся ситуации. Были и мысли о самоубийстве.

Но помог случай. Он встретил Леонида Подгорнова, с которым дружил в команде 806. Леонид сообщил, что ему нужна помощь: «Я чувствую себя окруженным со всех сторон, а мне во что бы то ни стало надо передать через линию фронта очень важный пакет нашим разведчикам». Это и подвигло Владислава действовать, он решился вступить в создаваемую под командованием генерала Власова Русскую освободительную армию (РОА).

В составе РОА Владислав был направлен на Восточный фронт, проходивший в то время по территории Германии и Чехословакии. Однако события развернулись так, что, отказавшись подчиняться немецкому командованию, дивизия решила уйти на Запад к англо-американским союзникам СССР. По просьбе чешского Комитета восставшей Праги она повернула на восток, сделала 50-километровый бросок и вступила в бой с немецкими частями, засевшими в городе и пробивавшимися в зону американской оккупации. В предместье Праги, Радотине, состоялся второй в жизни Владислава Тхоржевского бой. «Бои в чешской столице задержали немецкие войска, и советские танковые части, прорвавшись к Праге, окружили и взяли в плен 860 тысяч генералов, офицеров и солдат, не позволив им уйти на Запад». Война закончилась, Германия капитулировала.

9 мая дивизия рванулась на Запад, нагонять упущенное время, к территории, занятой американцами. Но уйти удалось немногим. Советские войска преградили им путь. Описание этих тревожных событий мы также нашли в публикации Вячеслава Артемьева «Первая дивизия РОА». Это имя не раз упоминается на страницах повествования Владислава Тхоржевского. В июне 1944 года В. П. Артемьев вступил в Русское освободительное движение и в ноябре, с началом формирования Первой дивизии РОА, был назначен генералом Власовым командиром Второго полка. Первая дивизия Русской освободительной армии прекратила свое существование в двенадцать часов дня 12 мая. «Последняя команда — “Разойтись!” — всколыхнула неподвижно стоявших в строю людей… И людьми овладел страх… Группами они расходились в противоположные стороны — кто на Запад, кто на Восток. Расходясь на советскую и американскую стороны, люди не проявляли по отношению друг к другу ни малейшей враждебности, не бросали друг другу упреков. Невозможно сказать, сколько при этом ушло на советскую сторону и сколько ушло на Запад… Истомившиеся в борьбе, павшие духом — шли на Восток, навстречу неминуемой жестокой расправе и хотя, сознавая это, в глубине души все же таили надежду на спасение» (Из мемуаров Вячеслава Артемьева).

В этих условиях командование 25-го танкового корпуса назначает Владислава Тхоржевского начальником штаба первой власовской дивизии на период перехода до советской границы.

«Дни и ночи пути на Родину были для меня самым тяжелым испытанием в жизни. Они оказались даже страшнее дней этапа от Полоцка до Сувалок.

Во всех населённых пунктах появились военные из различных советских подразделений, которые начали у нас самовольную реквизицию имущества. В течении первых трёх дней исчезли все верховые лошади и почти все автомашины. В последующие дни у нас отобрали три четверти повозок. Вместе с повозками исчезли и продукты. Необходимо было сохранить дисциплину, не дать разбежаться бывшим власовцам по лесам, предупредить мародёрство, убийства и грабежи гражданского населения. Почти в каждом населённом пункте повторялась одна и та же картина. Советские военнослужащие выходили к дороге и удивлялись, что “немецкие” военнопленные идут одни без конвоя. Потом они всё-таки узнавали, что колонна за колонной проходят настоящие живые власовцы. Дикая злоба охватывала бойцов и командиров. В ход шли приклады, палки, камни и даже огнестрельное оружие. Случались и крупные столкновения с кровавым исходом. В одном из бывших немецких лагерей писали всей дивизией письмо Сталину. Осенью из лагеря в польском городе Лобанд началась наша отправка на восток в железнодорожных вагонах теплушках. Было темно и холодно. “Неужели все муки лагеря придётся перенести второй раз — голод, холод, издевательства?! Хватит ли для этого сил?” — размышлял я, и решил: хватит! Была бы в жизни цель. Раз уж я связал свою жизнь с этой несчастной дивизией. Всё-таки не дал людям разбежаться по лесам…»