Константин Лагунов - И сильно падает снег

Простота и доступность Желтовского прекрасно уживались в нём с хитростью. Я уже рассказывал, как задолго до начала восстания он «на всякий случай» оборудовал себе в тайге логово. И когда под Самарово остатки мятежных войск были начисто разгромлены, Желтовский не пустил себе пулю в лоб, подобно Силину, а, спасая голову, бежал в свое логово и... сгинул.

Ни его родичи, ни друзья не знают достоверно о дальнейшей судьбе начальника Тобольского гарнизона. Слухи о нем отрывочны и ничем не подтверждаются. Есть все основания полагать, что Желтовский спасся от возмездия и долгое время скрывался в лесах, а потом, сменив облик и фамилию, бежал из Тобольского уезда.

Последние сведения о Желтовском относятся к 21 мая 1921 года. С отрядом в 300 человек Желтовский, Силин, Сватош и другие главари отступали на Север. Отходили медленно, с тяжелыми боями. Где-то в районе Самарово им навязали решительный бой и разгромили. Вся «головка» восстания погибла: кто-то застрелился, кого-то убили. И только Желтовский «канул в воду», исчез. Кто-то будто бы видел его в лесу, пробирающегося к потайному, загодя оборудованному логову. Но в ЧК о Желтовском больше нет никаких вестей.

И вдруг в ноябре 1991 года позвонила мне по телефону внучка Желтовского – Н. Н. Тверетина и сказала, что по словам еще живой дочери Желтовского он застрелился в 60 километрах от Самарово (Ханты-Мансийска). Правда ли это? Безответный вопрос...

Достойна внимания и судьба начальника особого отдела Тобольского Главного Штаба Г. В. Гутникова.

Сын крестьянина из деревни Медянка, Карачинской волости Тобольского уезда, он, окончив сельскую школу, с 13 лет работал в поле, управлялся со скотом, в 19 – ушел на заработки. Был грузчиком, плотничал, в 1915 году стал приказчиком, но вскоре его призвали в армию и отправили на фронт.

Воевать, тем более умирать, не ведая за что, Гутников не захотел. Он нагрубил генералу, избил офицера, за что дважды арестовывался, но ненадолго. Демобилизовали его лишь по ранению. Возвратись в Тобольск, Гутников снова пошел в приказчики. Поддерживал прочные связи с карачинскими мужиками, выступал в роли писаря, ходатая, советчика и консультанта по всем спорным вопросам.

В июле 1917 года, «чтобы быть ближе к революции и разобраться в политических течениях», Гутников уехал в Центральную Россию, попал в запасной полк, стал членом полкового комитета. «В это время, – сообщал Гутников, – я принялся за изучение программы различных, существовавших в то время политических партий».

Вероятно, занимался самообразованием всерьез, потому и оказался в числе лучших агитаторов полка во время выборов в Учредительное собрание. По его инициативе солдаты изгнали из полка офицеров.

В декабре 1917 года Гутников вернулся в родное село и тут же был назначен председателем волостной земской управы. При колчаковцах его непокорный норов вызвал гнев властей, Гутникову пришлось скрываться в укромном месте до отступления Колчака.

С восстановлением Советской власти он работал то заведующим Карачинским волоно, то председателем Карачинского волисполкома и, наконец, заведующим Демьянской продконторой. Был делегатом всех уездных съездов Советов, бессменным членом Тобольского уисполкома.

По своему служебному положению Гутникову надлежало оказаться среди первых жертв взбунтовавшихся крестьян. Но этого не случилось: где бы ни работал Гутников, он всегда был для крестьян своим человеком, дорогим гостем, желанным собеседником, мудрым советчиком. Он умел выслушивать и убеждать; настаивать, но не командовать; спорить, но не принуждать, за это и снискал себе огромный авторитет среди крестьян родной волости. Очевидцы утверждали, что мужики относились к Гутникову с большим уважением и доверием, охотно исполняли его просьбы и указания, прислушивались к его советам.

Потому-то Желтовский и Силин привлекли Гутникова к работе в штабе, поручив ему руководство одним из самых ответственных и секретных – особым отделом, который решал судьбы заключенных, осуществлял цензуру, вел надзор за деятельностью штабных работников.

Вот как это происходило...

Работая заведующим Демьянской продконторы, Гутников снимал комнату в Тобольске, так как по делам службы постоянно приходилось бывать в этом городе. Дом, где квартировал Гутников, находился на тихой, глухой, удаленной от центра улице. В Тобольске в это время жила и жена Гутникова – учительница.

21 февраля 1921 года по вызову губпродкомиссара Инденбаума Гутников явился в Тобольск. Жена после родов приболела, и ему пришлось на какое-то время остаться при ней. Однако по слухам он уже знал о бегстве большевиков из города, о приближении повстанцев и на всякий случай припрятал кое-какие документы. Он не поклонялся большевикам, но и на рожон не лез, зная, как беспощадны и скоры они на расправу. Будучи начальником продконторы, являлся «буфером» меж осатанелыми продработниками и разъяренными мужиками: осаживая одних, смиряя и успокаивая других. В душе радовался, что крестьяне поперли со своей шеи инденбаумскую рать, но сомневался в победе восставших. И выжидал, вчитываясь в листовки, воззвания, приказы, прислушиваясь к разговорам обывателей. По должности он являлся «насквозь красным» и легко мог угодить «в гости к богу». Но и в городе, и в штабе было немало карачинских мужиков. На них и надеялся Георгий Васильевич: наверняка заступятся, отстоят, защитят. Так и случилось.

23 февраля по анонимному доносу («прячется продработник») за Гутниковым явился вооруженный посыльный из повстанческого штаба. Дома оказалась лишь жена. Обыск в комнате ничего не дал. Посыльный ушел ни с чем. На другой день он появился в сопровождении еще одного вооруженного повстанца. Гутников оказался дома. Снова обыск, и Гутникова увели в штаб. Как он и предполагал, там было много карачинских мужиков. Они «ручкались» с Гутниковым, шутили, всячески высказывая свою приязнь.

Разговаривал с Гутниковым не Силин и не Сватош, а мужицкий вожак, именуемый себя командующим повстанческим армейским фронтом – Данилов.

Ты арестован. Но мужики тебя знают и уважают. Иди служить к нам. Иначе... сам понимаешь...

– Я не знаю, кто вы?.. Чего хотите?..

Тогда его привели в Главный Штаб Народной Армии. Там были и Силин, и Данилов, и Желтовский, и Замятин.

– Будешь служить у нас в штабе, – категорично заявил Желтовский.

Гутников начал было отнекиваться, Желтовский разгорячился, схватился за наган.

– Выбирай: в штаб или к стенке.

– Стенка от нас не уйдет, – ответил спокойно Гутников. Через два дня Желтовский и Силин объявили ему, что он назначен начальником особого отдела. Подобное назначение свидетельство высочайшего доверия. Расчет Желтовского и Силина оправдался. Крестьяне толпами шли к Гутникову (значит – в штаб!) – за советом, за решением в споре, за разъяснением непонятного приказа, с жалобами на командиров; везли из деревень арестованных, несли отобранные у «подозрительных» документы. Гутников, как и Желтовский, и иные крестьяне в штабе являлись олицетворением крестьянской сути восстания.