Юрий Рост - Пути в незнаемое [Писатели рассказывают о науке]

Пропустим «елизаветинский» период ее жизни, хотя это, конечно, был период накопления. Пропустим также историю ее восшествия на престол, достаточно известную; не раз описана та роковая ночь, когда заговорщики, увидя, что вот-вот будут раскрыты, поняли: сейчас или никогда. Алексей Орлов помчался в Петергоф будить Екатерину, а Григорий Орлов, говорят, всю ночь невозмутимо играл в карты, поил приставленного к нему соглядатая — до того часа, когда тот был уже безвреден и пора было ехать встречать Екатерину, которой через несколько часов предстояло стать самодержавной царицей.

«Наказ» писала, флоты жгла» — вот тут уж мы не станем торопиться. Но возьмем мы не тот период, когда она стала «милой старушкой», а куда более ранний, начальный период царствования — 60-е годы. И то, как она «флоты жгла», мы оставим в стороне, равно как и всю ее внешнюю политику. Для нас всего интересней, как она «Наказ» писала» (то есть книгу, где изложены нравственно-правовые основы, которыми должна была руководствоваться Комиссия, созванная для создания новых законов Российской империи).

В нашей литературе «Наказ» («пресловутый «Наказ», сказано о нем в одной книжке) принято третировать как «откровенную компиляцию», да к тому же еще и неудачную: взяв идеи великих просветителей, Екатерина эти идеи обкорнала, отбросив их радикальные тенденции и заменив их монархической концепцией. Но дело тут совсем не так просто.

Первое, что поражает в «Наказе», — его язык. До сих пор мы слышали речь Екатерины в переводе с французского, «Наказ» тоже был написан по-французски, а потом очень плохо переведен (Екатерина говорила по-русски хорошо, а писала плохо, как большинство русских дворянок), и разом возникает ощущение огромной исторической дистанции: видно, что в давние времена писался «Наказ». Но по мере знакомства с ним это ощущение смягчается и пропадает. Перед нами прежде всего очень дельное сочинение. К тому же собственно «Наказу» предпосланы указы, манифест, самые подробные инструкции, прямые образцы многих документов — словом, видно, что Екатерина не «носилась с планами», а серьезно их разрабатывала.

В Манифесте 14 декабря 1766 года она заявила, что пришла пора выполнить обещания, всенародно данные ею при восшествии на престол, — установить в стране новые законы, поскольку старые сильно запутаны, противоречат друг другу и устарели. Царица давала в «Наказе» основные идеи и общее направление. А кто должен был составить самые законы?

И вот тут мы оказываемся в атмосфере новых, для российской абсолютной монархии XVIII века невиданных представлений и преобразовательных проектов. Создателями новых законов империи должны были стать депутаты, выборные и созванные со всех концов страны. Екатерина созывала представителей самых разных сословий, не только от дворянства и купечества, но и от свободных крестьян (однодворцев и черносошных государственных), от пахотных солдат, от казаков, от служилых людей, от инородцев, независимо от их религии. В тот же день 14 декабря был послан указ губернаторам всех губерний с предписанием, чтобы манифест о созыве Комиссии по составлению новых законов (Уложенной комиссии) был разослан во все города и погосты и чтобы его всюду читали три воскресенья подряд. Губернаторам было предписано также организовать и самые выборы. А что до депутатов, то они должны были получить от своих избирателей наказы, где излагались бы нужды, жалобы и пожелания. Екатерина говорила, что хотела бы знать, где башмак жмет ногу, чтобы можно было поправить. Конечно, всесословность была относительна, все равно дворянство резко преобладало — дворян выбирали депутатами и от городов и даже от крестьян, но все же и купцы, и ремесленники, и крестьяне в Комиссии присутствовали. Самодеятельность страны — вот чего добивалась Екатерина.

Конечно, самодеятельность эта с самого начала была введена в рамки порядка, процедуру выборов императрица разработала тщательно и подробно. Так, например, дворяне, собравшиеся в специально подготовленном для этого доме, выбирают предводителя (горожане — городского голову, крестьяне — уездного поверенного). Избирателям раздают шарики, и они, по мере того как им читают список дворян (любопытно, что список этот составлялся не по порядку знатности и чина, а в порядке прибытия в город), при каждом названном имени встают один за другим «и кладут свой шарик в приготовленный на столе ящик, перегороженный посередине на две части и покрытый сукном, на правой оного ящика стороне написано: избираю, а на левой: не избираю, всякий положит, в какую сторону пожелает». С той же скрупулезностью разработана процедура составления депутатских наказов.

И действительно, по всей стране начались выборы и составлялись наказы, не всюду дело шло гладко (так, например, власти на местах не всегда давали крестьянам возможности выбирать и писать о своих нуждах), но шло вовсю. Самодержавная Россия делала первые шаги по пути самоуправления.

Когда видишь, насколько была продумана вся система практических мер и с какой энергией воплощалась, невольно задумываешься — неужели все это делалось ради саморекламы? Неужели человек станет годами работать, задумывать и пытаться осуществить огромные преобразования — сколько труда: организовать (по всей стране!) выборы депутатов, выделить для этого средства, подготовить помещения, внимательно следить за тем, как идет работа, — и все это с единственной целью — понравиться старому философу, пусть и очень знаменитому? Екатерина рекламу в среде европейского Просвещения любила очень — тут ей достаточно было хвастать и врать в письмах (что она и делала), но чтобы ради этого подниматься на столь огромную каждодневную работу?

«Наказ» — сочинение сражающееся. Автор наступает на главного врага — невежество, а следует помнить, что в глазах образованного человека XVIII столетия наука уже сама по себе облагораживала и возвышала, а следовательно, в понятие невежества влагался социально-нравственный смысл. Великий рационалист, как и все деятели Просвещения, Екатерина была убеждена: если хорошо задумано и тщательно продумано, то и получится. Стоит только объяснить людям, как умно и благородно то, что им предлагают, и они сразу начнут выполнять предложенную им программу, а стоит ее выполнить, и в стране воцарится социальное счастье (насколько оно возможно на земле, — оговаривается она как трезвый человек). Отсюда ясна и задача работников Просвещения — разъяснять людям, в чем состоит их благо и как его достичь. А уж если просветитель волею судеб оказался на русском престоле во всеоружии самодержавной власти (она с самого начала провозгласила в «Наказе», что Россия, как и всякая очень большая страна — мысль Монтескье, — может управляться только самодержавно), значит, его дело не только проповедовать передовые идеи, но и осуществлять их на практике. Вот откуда ее рабочий азарт и уверенность в победе.