Олдос Хаксли - Возвращение в дивный новый мир [litres]

Но прежде чем мы приступим к обсуждению этих новых знаний и методик, давайте все же рассмотрим те ужасающие методы, что были почти воплощены в нацистской Германии. Что позволило Гитлеру и Геббельсу «лишить восемьдесят миллионов человек способности к независимому и самостоятельному мышлению и подчинить их воле вождя»? Каковы были теории о человеческой природе, на которых основывались эти чудовищно успешные методы? На эти вопросы можно ответить по большей части словами самого Гитлера. Какие это замечательные и проницательные слова! Когда Гитлер пишет о расовой истории и провидении, его просто невозможно читать. Однако когда он пишет о немецких массах и методах господства над ними, его стиль разительно меняется. Вздор уступает место глубокому смыслу, напыщенность превращается в жестокую и циничную правду. В своих философских пассажах Гитлер был либо туманным мечтателем, либо эпигоном чужих поверхностных идей и незрелых мыслей. В своих комментариях о толпе и пропаганде он писал о вещах, известных ему на собственном опыте. По мнению его лучшего биографа, господина Алана Буллока, «Гитлер был величайшим демагогом в истории. Те же, кто добавляют: «И только демагогом», недооценивают природу политической власти в эпоху массовой политики. Как сказал сам Гитлер: «Быть лидером – значит уметь двигать массами». Первой целью нациста было овладение массами, а затем их освобождение от традиционных ценностей и нравственности, навязывание им (с загипнотизированного согласия большинства) нового авторитарного порядка, им, Гитлером, сконструированного. «Гитлер, – писал в 1939 году Герман Раушнинг, – испытывает глубокое уважение к католической церкви и ордену иезуитов, и не за их христианское учение, но за созданную ими машину управления и контроля, за мощную иерархию, за умную тактику, за знание человеческой природы и мудрое использование человеческих слабостей в руководстве верующими». Церковность, лишенная христианства, дисциплина монашеского ордена не ради Господа и не ради собственного спасения, но ради государства и для большей славы демагога-вождя – такова цель, к которой было направлено движение масс.

Посмотрим же, что думал Гитлер о приведенных им в движение массах и как он осуществлял это движение. Первым принципом, от которого он отталкивался, являлось ценностное суждение: массы в высшей степени ничтожны. Они не способны к абстрактному мышлению, их не интересует ничего выходящее за пределы их непосредственного чувственного опыта. Их поведение определяется не знаниями и разумом, а чувствами и подсознательными влечениями. Именно здесь заложены истоки «позитивных и негативных суждений». Для достижения успеха пропагандист должен научиться манипулировать инстинктами и эмоциями. «Движущей силой большинства великих революций на земле никогда не была научная идея, овладевшая массами. Массы всегда вдохновлялись самоотверженностью. Это была, можно сказать, истерия, побуждавшая к действию. Тот, кто хочет овладеть массами, должен иметь ключ, открывающий двери к их сердцам». В этом пассаже так и слышится постфрейдистский жаргон о подсознании масс.

Гитлер смог воззвать к тем членам низшего слоя среднего класса, которых уничтожила инфляция 1923 года, а затем окончательно добил кризис 1929 года и катаклизмы последующих лет. «Массы», о которых говорит Гитлер, состояли из ошеломленных, расстроенных, деморализованных и встревоженных людей. Этих людей было много миллионов. Для того чтобы превратить эти миллионы людей в массу, чтобы сделать из них однородную, нечеловеческую массу, он собирал их тысячными толпами, собирал десятками тысяч в огромных залах и на стадионах, где люди теряли в толпе свою индивидуальность, свою элементарную человечность и неразличимо сливались с толпой. Мужчина или женщина входит в непосредственное соприкосновение с обществом двумя способами: либо как член семейной, профессиональной или религиозной группы, либо как частица толпы. Группы способны поддерживать такую же мораль и нравственность, как и составляющие их индивиды; толпа же хаотична, не имеет собственной цели и способна на все, кроме разумных поступков и реалистического мышления. Собранные в толпу люди теряют способность к здравым суждениям и нравственному выбору. Их внушаемость возрастает до такой степени, что они лишаются собственной воли и собственных суждений. Люди становятся легко возбудимыми, теряют всякое чувство индивидуальной или коллективной ответственности; они легко поддаются ярости, восторгу или панике. Другими словами, человек в толпе ведет себя так, словно принял сильный опьяняющий яд. Он становится жертвой того, что я называю «стадным отравлением». Подобно алкоголю, стадный яд является активным, выворачивающим человека наизнанку средством. Отравленный этим ядом индивид лишается ответственности, разума и морали, превращаясь в обезумевшее, безмозглое животное.

За свою долгую карьеру агитатора Гитлер хорошо изучил эффекты стадного яда и научился пользоваться ими для достижения своих целей. Он понял, что оратор может обращаться к «скрытым силам», побуждающим людей к действию, намного более эффективно, чем, допустим, писатель. Чтение – это частная, а не коллективная деятельность. Писатель обращается к индивидам, которые находятся наедине с собой, в абсолютно трезвом состоянии. Оратор обращается к массе индивидов, уже принявших изрядную дозу стадной отравы. Эти индивиды находятся во власти оратора, и если он знает свое дело, то может сотворить с массой все, что ему заблагорассудится. Как оратор Гитлер превосходно владел своим ремеслом. Он был способен, выражаясь его собственными словами, «следовать за большой массой так, что живые эмоции слушателей внушали ему подходящие слова, которые, в свою очередь, доходили до сердец слушателей». Отто Штрассер называл Гитлера «громкоговорителем, произносившим вслух самые сокровенные желания, оглашавшим самые низменные инстинкты, озвучивавшим страдания и личные противоречия всего народа». За двадцать лет до того, как на Мэдисон-авеню занялись мотивационным анализом, Гитлер систематически исследовал и использовал тайные страхи и надежды, устремления, тревоги и подавленность немецких масс. Именно манипуляции «скрытыми силами» позволяют специалистам по рекламе заставлять нас покупать навязываемые товары – зубную пасту, определенные марки сигарет, выбирать политических кандидатов. Взывая к тем же скрытым силам – и к некоторым другим, слишком опасным для того, чтобы к ним подступились на Мэдисон-авеню, – Гитлер смог заставить немцев принять фюрера, его безумную философию и Вторую мировую войну.

В отличие от масс, интеллектуалы склонны к рациональности и интересуются фактами. Критическое умонастроение делает их устойчивыми к пропаганде, жертвами которой становится большинство. В массе «преобладает инстинкт, а из инстинкта проистекает вера… В то время, как здоровый простой народ смыкает ряды и образует народную общность (по умолчанию имеется в виду, что под руководством вождя), интеллектуалы мечутся туда-сюда, как куры в курятнике. С ними невозможно творить историю; их невозможно использовать как элементы строительства общности». Интеллектуалы – это сорт людей, постоянно требующих доказательств и приходящих в ужас от логических нестыковок и ложных аргументов. Интеллектуалы считают чрезмерное упрощение первородным грехом, не ведутся на дешевые лозунги, голословные утверждения и тотальные обобщения, то есть на все уловки, составляющие главный реквизит пропагандиста. «Всякая эффективная пропаганда, – писал Гитлер, – должна быть ограничена несколькими необходимыми первичными потребностями, а затем выражена в нескольких стереотипных формулах». Эти стереотипные формулы надо непрестанно повторять, ибо «только неустанное повторение позволяет запечатлеть идею в памяти толпы». Философия внушает нам неуверенность в вещах, которые кажутся очевидными, а пропаганда, с другой стороны, учит нас принимать как нечто само собой разумеющееся вещи, о которых не стоит задумываться или в которых следовало бы усомниться. Целью демагога является создание социального единства под его предводительством. Однако, как заметил Бертран Рассел, «догматическая система без солидного эмпирического фундамента, как, например, схоластика, марксизм или фашизм, способна создавать социальную спайку между своими последователями». Пропагандист-демагог должен быть по необходимости догматиком. Все его утверждения лишены градаций качества. В его картине мира нет серых тонов; все либо дьявольски черное, либо небесно-белое. Говоря словами Гитлера, пропагандист «должен усвоить систематически односторонний подход к любой проблеме, которая подлежит решению». Ему никогда не стоит признавать свои ошибки и не нужно даже на словах допускать, что другие точки зрения могут быть хотя бы отчасти верными. С оппонентами нельзя спорить, на них надо нападать, их надо перекрикивать, а если они доставляют сильное раздражение, то и уничтожать физически. Морально щепетильного интеллектуала такие вещи могут шокировать. Но массы всегда бывают убеждены в том, что правда на стороне атакующего агрессора.