Александр Афанасьев - Белорусский узел

— Товарищ подполковник, самолёт разгружать?

— Самолёт не разгружать до команды…

Только через два часа — появились автобусы. В неприметном, сером Форде — представители МВД, главный среди них — генерал Демчук. Русские его знают — один из командиров сил специального назначения Беларуси. Наверное, его прислали именно потому, что он, ещё полковником — координировал нелегальное прохождение «обкатки» бойцов белорусского спецназа на Кавказе, знаком со многими в РОШ [42] Региональный оперативный штаб. — в том числе и с теми, кто сейчас наверху. Его тоже многие знали, хотя на Кавказе — он был под другим именем. Как «чужого» его не воспринимали, он был одним из своих, прошёл через то же, что и все они. Хотя сейчас — хрен разберёшь, кто свой, а кто чужой…

— Командиров рот к самолёту! Командиров рот к самолёту!

— Э, гляньте! — крикнул кто-то

Недалёко от них — стоял А400 с французским триколором, из автобусов — выгружали людей и вели к опущенной аппарели. Накрапывал мелкий дождик. Из Минска — шла эвакуация иностранцев…

Решили вопросы и тронулись довольно быстро — всё-таки говорили на одном языке и по факту являлись частями единого военного механизма. Белорусы — намного больше сохранили от Советской армии, чем в самой России. Частично, это было связано с тем, что Беларусь никогда за все время существования не воевала, у неё не было своей Чечни — и не было поводов что-то менять в вооружённых силах — те какие были, их было вполне достаточно. Да и Батька — в вооружённых силах развивал только ПВО, они оснащались новейшими средствами ПВО на те деньги, которые платила Россия за союзничество. Остальная армия снабжалась по минимуму, деньги шли в основном в МВД, КГБ и Внутренние войска. Надо сказать — хитро, по-колхозному — но хитро, как и все что делал Батька. Понятно, что у России нефть и денег на армию больше и Россия не будет сидеть и смотреть, если те же польские танки — зайдут в Беларусь.

Тронулись, короче…

Им привычнее было заходить на БТРах, или бронированных грузовиках на собственный Кавказ… жирная, липкая глина, дурные дороги, грязища, в которой может быть спрятан фугас, бормотание раций и ругань милиционера — водителя, который пытается не застрять во всем в этом. Им привычнее было видеть знакомую и уже родную Махачкалу… с её нарывами пристроек к каждой пятиэтажке, со стрелами минаретов, с джигитующими ковбоями на белых Приорах, опять-таки с вселенской грязищей и мусором, с ничем не занятыми молодыми людьми повсюду, с диковатыми объявами на заборах с половиной пропущенных букв [43] В Махачкале почему то любят, если пишут объявление, сокращать слова, причём так что не поймёшь. Немало в объявлениях и того, что кажется русскому диковатым. Например, в объявлениях о бытовых услугах, часто указывается, кто будет оказывать — мужчины или женщины. Например, объявление парикмахерской, мастера — мужчины. Нам это дико, а им — норма. … в конце концов, этот мирок, лихой и донельзя запущенный, голосующий за Единую Россию и выбрасывающий мусор прямо из окна — был своим, родным. А тут…

Первое, что им бросилось в глаза, когда вышла колонна автобусов — это чистота и ровная дорога. Такие — в России есть только в нескольких местах. Они подглядывали через щёлочки в занавесках, которыми закрыли окна автобусов, и видели чистые, без единой бутылки, без единого окурка обочины, и сетку, которой закрывались все белорусские дороги, чтобы не выскакивали животные на дорогу, и чтобы сберечь лес.

А вот на въезде в Минск — стоял блок и раздражённые водители грузовиков — пытались договориться с ментами, чтобы их побыстрее пропустили. Десятки опытных глаз — моментально окинули взором обстановку и каждый с ходу нашёл как минимум два — три упущения, которые на Кавказе могут грозить тем, что вырежут весь блок. Очевидно, что белорусы совсем не имели опыта действий в условиях чрезвычайного положения, а менты — не прошли спецкомандировки на Кавказ, через которые за пятнадцать лет в России прогнали половину оперативного состава. Впрочем, на то они и есть здесь, чтобы помочь.

Минск — был так же необычно чистым, шли люди, катились машины — только в одном месте они заметили спихнутую на обочину, сожжённую. Машину, да много серой краски на стенах — ей наскоро закрашивали неугодные граффити, как в Москве.

Их поселили в гостинице Беларусь — огромная серая «книжка», похожая по архитектуре на здание СЭВ в Москве. Место было подобрано с умом — недалёко от эпицентра беспорядков, но в то же время, сюда вряд ли докатится, да и блокировать их тут непросто.

Только они бросили вещи в номере, заглянул Ивченко, их командир.

— Обстановка через час. Пока — поднимитесь на крышу, поставьте на всякий случай поправки. Посмотрите возможности — соседние здания, вообще что видно, мёртвые зоны, дистанции, где людей разместить можно будет, если что…

Наверху — уже были люди…

Альфа — уже ставила свой снайперский пост, их снайперов было не двое, а трое. Один — просматривал окрестности в прибор наблюдения, тут же — прибивал лазером и диктовал, второй с блокнотом — рисовал и записывал. Их винтовки — стояли тут же, уже расчехлённые — AW и Steyr пятидесятого калибра, самая точная из серийных. Третий — просто гулял по крыше, потом вдруг скрутил фигу и зачем-то ткнул наверх.

— Ты чего? Кому это?

— Америкосам — ответил альфовец — думаешь, не смотрят?

— Почему, смотрят.

— Ну вот. Пусть знают…

Он подумал про себя, что понтоваться не время и не место. Не те обстоятельства. Вот если бы они выставлялись в Мексике, или в Варшаве, или ещё где — вот тогда можно было бы фиги крутить. А они выставляются в Минске.

Как то некстати — нахлынули воспоминания о Каракасе. Столица Венесуэлы, чудный и чудной одновременно город на другой стороне земного шара, недалёко от США. Он ездил туда как инструктор, в двухгодичную командировку, они обучали армию и жандармерию тактике активных действий — как это называлось. Мало кто знает, что в Венесуэле больше мусульман, чем в любой другой стране Латинской Америки — Чавес напускал сдуру, а на границе с Колумбией — очень и очень неспокойно. Обе эти страны — находятся в состоянии холодной войны и поддерживают напряжённость на границе друг у друга… приграничные провинции кишат террористами, и тамошние ублюдки придумали закладывать в самодельные бомбы ещё и высушенное дерьмо… это чтобы заражение крови даже было гарантировано даже при попадании мельчайшего осколка. [44] К сожалению, так оно и есть. Твари. То-то они там покувыркались. Вспомнил он и Лусию… местные женщины совсем по-другому относятся к сексу, намного проще. А у Лусии погиб муж, дальнобойщик. Она была членом какого-то там объединения бедняков… что-то вроде комбеда по-нашему, и они часто спорили после этого… без света в темноте. Она доказывала, что они обязательно построят социализм, что у них все будет по справедливости, что люди будут терпеть и сражаться за то, чтобы власть по-настоящему принадлежала им, а не жирным котам, о которых Лусия отзывалась с неприкрытой ненавистью. А он знал, что это не так. Он знал, что никто ничего терпеть не будет, и идея нахрен никому не нужна, и после того, как все немного отъедятся — начнут растаскивать все по собственным квартиркам… и растащат по кирпичику. Потому что люди дурны, и с этим ничего не поделаешь, других — нет. Он вообще избегал спорить на эти темы, потому, что Лусия была удивительно политичной, могла говорить о политике, о том, что правильно и неправильно часами — а у него начинала болеть голова. Иногда ему казалось, что он старшее её не на десять лет, а как минимум на сто. Он был старым, мудрым и ненавидел себя за это.