Илья Эренбург - На тонущем корабле. Статьи и фельетоны 1917 - 1919 гг.

174Яффа (Палестина, ныне Израиль) — город и порт, куда приезжали евреи, возвращавшиеся на «землю предков».

«Завсегда блюдолизы»// Киевская жизнь, 28 октября.

В судный день// Киевская жизнь, 2 ноября. С этой статьей во многом текстуально совпадает публикация «Тридцать серебреников» (Донская речь. Ростов-на-Дону, 19 декабря).

175«…на скамью подсудимых сядут не только Петерсы»: Я.X.Петерс (1886–1938) — ответственный сотрудник ВЧК-ОГПУ. Репрессирован.

176«…кровожадного Дантона… мечтателя Демулена»: Ж.Дантон (1759–1794) — деятель Французской революции, один из вождей якобинцев. Осужден и казнен революционным трибуналом; К.Демулен (1760–1794) — сподвижник Дантона, казнен вместе с ним.

Об украинском искусстве// Киевская жизнь, 16 ноября; републикация: Минувшее, 22, СПб, 1997 (Б.Я.Фрезинский. С рядом смысловых ошибок). Там же приведены несколько статей Эренбурга из других киевских изданий 1918–1919 гг.

177«…коновальцевская война с твердыми знаками». — Имеется в виду Евген Коновалец (1891–1938) — украинский националист, политический деятель, близкий к Петлюре; боролся против внедрения русских слов и использования твердого и мягкого знаков. Убит агентами НКВД в Роттердаме.

178П.Г.Тычина (1891–1967) — поэт, высоко ценимый Эренбургом.

179В.К.Винниченко (1889–1951) — писатель, возглавлял Украинскую директорию в конце 1918 — начале 1919; жил в эмиграции.

180Александр Олесь (А.И.Кандыба, 1878–1944) — украинский лирик и драматург.

181Д.Ю.Загул (1890–1938), М.Ф.Рыльский (1895–1964) — украинские поэты.

182В.М.Ярошенко (1898–1938) — украинский поэт, с которым Эренбург сотрудничал в киевском Наробразе (1919).

183В.В.Гофман (1884–1911) — поэт-символист.

184Михайло Семенко (1892–1937) — лидер украинских футуристов. О разговоре с ним см. начало статьи.

185Е.И.Прибыльская (1878–1948) — киевский художник.

186А.Г.Петрицкий (1895–1964) — киевский художник.

На пути в Дамаск// Донская речь. Ростов, 14 декабря 1919; републикация: De Visu. М., 1992, № 0. С. 7, 8 (Д.М.Фельдман). Использован библейский образ превращения Савла, гонителя христиан, в апостола Павла. Эренбург в своих статьях неоднократно обращался к этому образу.

Мои кочевья// Киевская жизнь, 30 ноября.

Мои кочевья// Киевская жизнь, 2 декабря (продолжение).

187см. примеч. № 110.

Мои кочевья// Киевская жизнь, 7 декабря (окончание).

188«По Тютчеву, она пила бессмертие на пиру богов». — См. стихотворение «Цицерон»: «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые! Его призвали всеблагие, как победителя на пир… он в их совет допущен был — и заживо, как небожитель, из чаши их бессмертья пил!»

189«…вряд ли отличит Шульгина от Мякотина…»: В.А.Мякотин (1867–1937) — историк и публицист, сотрудник журнала «Русское богатство», занимал позиции между эсерами и кадетами. Здесь: «не отличит монархиста от кадета».

«Вечернему времени»// Донская речь. Ростов. 1919, 6 декабря; републикация: Минувшее, 22, СПб, 1997. Оправдательно-полемическая статья. Автор, отвергая обвинения в прислужничестве большевикам в «красном Киеве», несколько выпрямляет свою тогдашнюю позицию. В течение всей жизни Эренбург вызывал недовольство разных сторон. Одни не прощали, что он выжил, другие — что, вопреки всему, оставался собой.

Примечания приводятся согласно републикации.

190Номера газеты с названной статьей в московских и петербургских газетных хранилищах нет. (Сообщено В.В.Поповым.)

191Известия. Киев. 1919, 27 марта.

192«Ответ г. И. Эренбургу» напечатан в «Вечернем времени» 10 декабря за подписью Н.Ф.Яблонского. В ответе утверждалось, что Эренбурга не обвиняли в большевизме, но все пассажи заметки подтверждались (например, что при большевистском режиме посещать ХЛАМ «могли только комиссары и прихвостни советской власти, а приличным людям это не шло в голову» и т. д.).

В этом и других разделах встретились трудности при подготовке текстов, связанные с многочисленными ошибками, допущенными при печатании газет в нестабильной обстановке революции и гражданской войны. Ряд ошибок, пропусков, описок в настоящем издании при подготовке и сверке текстов удалось устранить. Во всех случаях использовано современное написание слов и имен, а также внесены при необходимости отсутствующие знаки препинания.

В комментарии к мемуарам Эренбурга «Люди, годы, жизнь» (М., 1990) и его книге «В смертный час» (СПб., 1996 сост. А.И.Рубашкин) указано неточно число публикаций писателя в газете «Киевская жизнь» (16), на самом деле было опубликовано пятнадцать произведений, но поскольку очерки «Мои кочевья» шли в трех номерах, то общее число публикаций — семнадцать.

Все статьи первого и второго разделов, а также из «Киевской жизни» (вторая часть третьего раздела), даны по тогдашним газетам и журналам — de visu.

В 15 лет Эренбург вошел в революционное движение, вскоре узнал тюремные нары и уже в неполные восемнадцать был вынужден уехать из России. «Эмигрантом со школьной скамьи» называл его Брюсов.

Встреча с Парижем ошеломила, этот город на многие годы стал его домом, не всегда гостеприимным. Эренбурга позвали к себе культура, поэзия, живопись. Не сразу, но довольно скоро, он отошел от социал-демократии. Начались скитания свободного художника, юного поэта, менявшего свои привязанности. Одна из них — увлечение католическим поэтом Ф.Жаммом была столь сильна, что Эренбург едва не принял католичество. Все это необходимо знать читателю, чтобы стали ясней те события в жизни автора, которые пока еще раскрыты недостаточно.

Важнейшая веха биографии Эренбурга — Первая мировая война. Корреспондент «Биржевых ведомостей» увидел окопы Северной Франции, русских солдат на Западном фронте, раненых в госпиталях. Это была суровая школа жизни, которая далеко увела от юношеских мечтаний. И все же, когда в феврале 1917-го из Петрограда пришла весть о революции, когда слово «свобода» стало притягательным, поэт без колебаний устремился в Россию. После трудной дороги через север еще воюющей Европы Эренбург в середине лета попал в уже пережившую июльский кризис столицу.

Вступив в июле 1917-го на родную землю после почти девятилетнего отсутствия, поэт и журналист Илья Эренбург был полон надежд на революционные перемены. В первом же очерке «Париж — Петроград» не только рассказывал о трудном пути эмигрантов на родину и бурных событиях в столице, но и передал охватившую его эйфорию: «Все во Франции почуяли, как в душной Европе повеял свежий дух. Истомленная, окровавленная Франция услыхала слово „мир!“, сказанное смело и громко, не дипломатами или парламентскими граммофонами, а самим народом. Мало-помалу все поняли, что Россия ищет не лазейки, чтобы улизнуть, не сепаратного мира, а справедливого завершения войны».