Литературная Газета - Литературная Газета, 6629 (№ 05/2018)

И в самом Кремле её искали,

Но не хочет отдавать земля

Мудрости заветные скрижали.

На могилу Грозного пришёл

Археолог и взмолился рьяно:

«Сделай так, чтоб я его нашёл,

Клад бесценный – книги Иоанна!

Буду я, как Шлиман, знаменит

И членкором, может быть, я стану».

Видит: призрак перед ним стоит.

В ноги бросился несчастный Иоанну.

И зловещий голос зазвучал,

Слово каждое, как будто из металла:

– В книгах сих – начало всех начал,

Чтобы Русь опять великой стала,

Но на трон мой лезут дураки,

По которым плачет моя плаха.

Тянут их на брег Москвы-реки

Власть, корысть и шапка Мономаха.

Книги отыскать ты не проси.

Срок придёт, отмеренный от веку,

Умному правителю Руси

Сам отдам свою библиотеку.

И растаял грозный Иоанн,

Под могильной скрылся он плитою.

Археолог был немного пьян,

Всякое бывает с перепою.

Память

Как стремителен времени бег,

Жизнь, как птица, стрелой пролетает.

Знай, что есть на земле человек,

Тот, который тебя вспоминает.

Пусть судьба вас давно развела,

Между вами земные просторы,

Но, как прежде, к нему ты пришла

Через степи и снежные горы.

Как безжалостны всё же года,

Нет девчонки той резвой, игривой.

Он тебя вспоминает всегда

Юной, стройной, весёлой, красивой.

Даже если в могиле лежишь,

Через мрак, через тлен и забвенье

Ты на крыльях к нему прилетишь

Светлым ангелом в час сновиденья.

И не страшен нам времени бег,

Память прошлое вновь воскрешает.

Знай, что есть на земле человек,

Тот, который тебя вспоминает.

Марш «Бессмертного полка»

Заросли и осыпались наши окопы,

Те, политые кровью людской рубежи.

Мы покоимся в братских могилах Европы,

Мы на сельских погостах России лежим.

Нас в объятья свои принимает столица

И выводит опять на военный парад,

А с портретов глядят дорогие всем лица

Офицеров, старшин, медсестёр и солдат.

И звучит взволнованно по следу

Памятью и мёртвым, и живым:

– Спасибо деду за Победу!

А мир мы сами отстоим!

* * *

Движутся и движутся колонны,

Роты нас и батальоны нас.

Это мы вставали непреклонно.

Это мы все защищали вас.

В городах-героях по России

Есть свои «Бессмертные полки».

Коль боеприпасы выходили,

Поднимали роту мы в штыки.

И звучит взволнованно по следу

Памятью и мёртвым, и живым:

– Спасибо деду за Победу!

А мир мы сами отстоим!

Похороны

Друзья мои уходят в мир иной,

Всё меньше нас теперь на белом свете.

Конечно, всё не вечно под луной,

Но почему ушли не те, а эти,

Которым жить и жить бы много лет

На радость всем:

Родне, друзьям, соседям,

Кто нас спасал и защищал от бед.

Но в катафалке мы печальном едем,

А рядом гроб, а в нём наш лучший друг.

Венки бумажными шуршат цветами.

О, Боже правый, или недосуг

Тебе всё взять и поменять местами?

Пусть сгинут все заклятые враги,

Никчёмные и подлые людишки,

А с ними вместе, Боже, помоги!

Их грязные, поганые делишки.

Всевышний, царствуй вечно в небеси,

Даруй любовь букашке, птичке, зверю,

Но друга нашего ты, Боже, воскреси,

И вот тогда-то я в тебя поверю.

Чудо русской песни

Искусство / Искусство / А музыка звучит...

Шемшученко Владимир

Владислав Чернушенко: «Прошу сосредоточиться!»

Фото: РИА Новости

Теги:Владислав Чернушенко , народный артист СССР , интервью

В памяти народного артиста СССР Владислава Чернушенко до сих пор звучит музыка блокады

В истории отечественной музыкальной культуры есть личности исключительные. К ним, без преувеличения, можно отнести нынешнего художественного руководителя и главного дирижёра Государственной академической капеллы имени М.И. Глинки, народного артиста СССР, лауреата Государственных премий России Владислава Александровича Чернушенко.

Вот уже шестое столетие, не зная ни дня перерыва, Капелла служит форпостом русского певчества, собирает таланты, сберегает песенные традиции, словно аккумулируя какое-то тайное знание, позволяющее преодолевать любые препятствия.

Наш корреспондент в стенах Капеллы встретился с этим удивительным человеком.

– Владислав Александрович, Ленинград–Санкт-Петербург отметил знаменательную дату – 75 лет со дня прорыва кольца блокады. Отпечаталась ли в памяти шестилетнего ребёнка «музыка блокады»?

– То была «музыка» бомбёжек и артобстрелов, воющие голоса сирен, предупреждающих о налёте фашистской авиации, и звенящая после отбоя тревоги тишина настороженного ожидания. Других мелодий я не помню.

Ещё с войны семья наша: бабушка, мама, отец и троица детей – старший брат, я и младшая сестра – жили в доме, построенном для своих сотрудников НИИ-13, где работал отец. Из детей нескольких его сослуживцев сложилась дошкольная группа, с которой вела занятия приглашённая женщина-немка. Она что-то играла, мы что-то как бы пели, как-то двигались под музыку, что-то учили и читали вслух. И вот всё кончилось. Основной контингент сотрудников института был эвакуирован на Урал.

Поскольку мы начали беседу с блокадной темы, добавлю, что институт с первых дней вой­ны превратился в оборонное предприятие, и отец продолжил работу в Ленинграде в качестве начальника группы кооперирования спецзаказов для Северного фронта. Естественно, мы остались с ним.

В марте 1942 года отца отозвали на главную базу института в г. Молотов (ныне Пермь). Эту трагическую для нашей семьи сцену я вижу с предельной отчётливостью. К подъезду подъехала грузовая полуторка, кузов её был полон сидящими людьми. Мы стояли у парадной. Отец подсадил маму в кабину, пристроил ей на колени сестрёнку, помог мне с братом забраться в кузов и приготовился помочь бабушке присоединиться к нам. Она сделала шаг навстречу отцу и вдруг остановилась и сказала: «Саша, вы езжайте, я не поеду».

Люди в кузове загомонили: «Время, время, надо ехать…» Бабушка поднялась на ступеньку парадной и помахала нам рукой. Отец поднялся в кузов машины, и она тронулась. До сих пор у меня перед глазами стоит её худощавая фигура в чёрной одежде с опущенными вдоль тела руками и немигающие глаза на спокойном лице. Где и как она упокоилась, нам не дано было узнать.

В 1943 году семья наша снова уменьшилась, ушла из жизни сестрёнка. А в конце лета 1944 года состоялось возвращение в Ленинград. Наша квартира оказалась занятой. И хотя мы по закону имели право выселить занимавших нашу жилплощадь людей, отец на это пойти не мог.

Отец руководил восстановлением одного из ленинградских заводов, и нам предоставили две комнаты в коммунальной квартире дома на набережной реки Мойки по соседству с Музеем А.С. Пушкина (за два дома от здания Капеллы).