Робин Робертсон - Со стыда провалиться [Невыдуманные писательские истории]

В классе воцарилась тишина. Я слышала дыхание мальчиков и дочитала последние строки почти шепотом:

Один мальчик вспомнил утонувшего брата; другой — историю о том, как его дед лишился ноги во время Второй мировой войны. Подросткам стало по-настоящему интересно, они увлеклись и даже были готовы обсуждать языковые приемы, использованные Фростом, психологическую напряженность стихотворения, чувства персонажей. Потом я дала им задание: сочинить свое стихотворение о несчастном случае или другом страшном событии, при этом передать чувства, как это делал Фрост, и по возможности описать реальный эпизод из жизни.

До этого мне приходилось выжимать из учеников стихи, словно сок из высохших лимонов: «вирши» получались шаблонными и тяжеловесными. Теперь мальчишки писали свободно и вдохновенно: поэмы об автомобильных авариях и перевернувшихся лодках, ожогах и падениях с дерева, о том, как забивают дубинками детенышей тюленей и мучают кошек.

Стихотворение Фроста производило одинаковое впечатление во всех группах. Затем, на последнем, пятом занятии, как раз когда мальчики уже приготовились читать свои стихи вслух, в класс вошел старший преподаватель английского языка и литературы.

— Продолжайте, — бросил он и сел за заднюю парту.

Сказать, что все стихи получились удачными, было нельзя, но в каждом из них сверкала искорка энергии, а некоторые, подобно стихотворению Фроста, отличались глубиной и выразительностью. В одном стихотворении говорилось о мальчике, который потерял глаз в драке после футбольного матча, в другом — о группе школьников, погребенных под снежной лавиной, в третьем — о семье, заживо сгоревшей во время пожара.

Каждое выступление вознаграждалось аплодисментами. Не хлопал лишь учитель.

— Они молодцы, правда? — обратилась я к нему, когда мальчики покинули класс.

Он ничего не ответил — ни да, ни нет.

Сборник ученических стихов так и не увидел свет. Литературный вечер, куда были приглашены родители и администрация, отменили.

После этого я перестала давать уроки в школах и устроилась штатным преподавателем в университетский колледж. Как ни странно, я стала обращаться к темам секса и насилия в своих работах. Стоит что-нибудь запретить, и мысль об этом начинает неотвязно преследовать тебя. Хотя, с другой стороны, вряд ли у меня это было как-то связано с запретом, наложенным учителем английского в той школе. Наверное, я просто усвоила урок, преподанный мне мальчиками: писать надо о том, что тебя действительно волнует.

Несколько лет назад я получил приглашение на Книжный салон в Бордо. Вместе со мной там были Берил Бейнбридж [43] Берил Бейнбридж (р. 1934) — автор семнадцати романов и пяти пьес, лауреат множества литературных премий, кавалер ордена Британской империи. , Том Шарп [44] Том Шарп (р. 1928) — выдающийся британский сатирик, автор 14 бестселлеров, 33-й лауреат Большой премии черного юмора, бывший морской пехотинец, преподаватель истории и фотограф. и одна детская писательница — похожая на куклу толстушка с писклявым голосом, которая без умолку всем рассказывала о том, как ей нравятся «пиписки у черненьких». Одним памятным субботним днем мы вчетвером отправились пообедать в хороший ресторан на окраине города. В качестве хозяек выступали две дамы: рекламный директор французского представительства «Пенгвин Бук» и ее помощница, хотя из присутствующих авторов с этим издательством работал я один. Для Берил, которая наотрез отказалась есть «иностранное дерьмо», заказали большую порцию салата из помидоров, а все остальные угощались кефалью и молодой бараниной. Денек выдался солнечный, мы сидели в ухоженном садике и потягивали шампанское. Детская писательница изводила двух француженок описаниями сексуальной подкованности своего чернокожего любовника, упомянув в том числе его привычку перед сексом вынимать изо рта вставную челюсть. В то время пока мы хохотали, Том Шарп коротко заметил: «Что нашло на эту чокнутую?»

Два часа спустя, раскрасневшиеся и счастливые, мы вернулись на книжную выставку, чтобы принять участие в совместном интервью. Журналист оказался нервным мужчиной, совершенно незнакомым с нашими книгами. В отчаянии он спросил, что мы думаем о работах друг друга.

— Тупой вопрос, — отозвался Том Шарп. — Без комментариев.

Мы с Берил сказали, что стесняемся отвечать, а детская писательница пропищала:

— Я вообще прочла только одну книжку — «Винни-Пуха», и то не до конца.

В переполненном зале, где было немало школьников, изучавших английский язык, поднялся какой-то шум. Высокий, сухопарый мужчина в берете и с вонючей сигаретой в зубах, с многочисленными Excusez-moi [45] Простите, извините (фр.). , пробрался сквозь толпу и вскочил на сцену. Усевшись рядом с Берил, он провозгласил:

— Jepense que les autres écrivains sont… [46] Я думаю, что все остальные писатели… (фр.). — тут он сделал паузу, а потом выкрикнул: — Гребаные мудаки!

Родители быстренько вывели детей на улицу. Рука человека в берете уже была у Берил на бедре.

— Je t’adore [47] Я тебя обожаю (фр.). , — все твердил он, а Берил никак не могла уразуметь, при чем здесь какие-то помидоры.

Оказалось, что это Робин Кук, также известный как Дерек Реймонд, чьи детективные романы «Как живут мертвецы» и «Я была Дорой Суарес» пользовались огромной популярностью во Франции, где он жил уже восемнадцать лет. В тот день он изрядно набрался. Верил решительно убрала его руку, шарящую у нее под юбкой. Он встал и тут же грохнулся на пол. Кто-то вывел его на воздух, но интервью уже подошло к концу.

На этом сумасшедший дом не закончился. На выставке не было ни одной книги Верил, но молоденькая девушка попросила ее подписать книгу Джона Стейнбека «О мышах и людях». Верил заметила, что она не писала этого романа и не имеет отношения к мышам, однако девушка настойчиво просила автограф. Позднее тем же вечером детская писательница сообщила нам по секрету, что после того, как ее темнокожий любовник опускает свою вставную челюсть в стаканчик с водой, она ласково называет его «мой карасик».

Слишком много «с» в стихотворении — опасная штука. Такая же опасная, как чистка зубов перед литературными чтениями или ириска во рту, внутри которой внезапно оказывается очень твердый орех, а потом выясняется, что это вовсе и не орех, а передний зуб с коронкой и штифтом.