Л Гагут - Исповедь сталинского поколения [Отклики на судебный процесс И.Т. Шеховцова, фильм «Очищение» и книгу «Дело Сталина-„преступника“ и его защитника»]

Не буду сейчас объяснять, о чем был мой иск, поданный в Свердловский районный народный суд Москвы, — на этот вопрос обстоятельный ответ дают многочисленные публикации в газетах и журналах и телефильм «Очищение», демонстрировавшийся по Центральному телевидению 22 ноября 1988 года. Тысячи наших граждан, которые написали отклики на этот фильм, отлично поняли, о чем он, и подавляющее большинство их поддержали мою позицию. Дополнительно могу вам сообщить, что мой иск — о том, что самое большое зло сегодня — это безнаказанность лжи , и о том, что ложь, возведенная на человека, которого уже нет в живых, — поступок более безнравственный, чем если бы он был совершен в отношении живущего, потому что мертвый уже не может ответить обидчику, защититься или хотя бы объясниться. Об этом и болит моя душа.

Вы очень подробно описали, как вас арестовывали, как относились к вам в тюрьме, привели факты грубого отношения к себе. Но ведь о главном-то вы не сказали — за что же вас арестовали и осудили к десяти годам лишения свободы. Из показаний санинструктора Николая Осинина, которые вы привели в письме, можно понять, что вас арестовали за то, что занимались антисоветской агитацией и хранили у себя фашистскую литературу. Не могу вам поверить в то, что вы до сих пор не знаете, какое обвинение вам предъявили и за что осудили. Я еще не встречал в газетных и журнальных публикациях ни одного «воспоминания», автор которого сказал бы откровенно, за что же он осужден. Большинство авторов говорит: ни за что осудили. Даже академик Д. С. Лихачев в фильме «Власть соловецкая» уверял зрителей, что понятия не имеет, за что его осудили. Нельзя же быть таким безразличным к своей биографии — хотя бы сейчас поинтересовались этим вопросом.

Вас, офицера Красной Армии, арестовали на седьмой день войны — 28 июня 1941 года. Этот факт не может не настораживать. Уже кончилась волна репрессий в армии. Служили вы в Закавказье, за тысячи километров от фронта. Допускаю, в обстановке трагических дней конца июня, когда мы, неся крупные потери, нередко панически отступали, возможны были ошибки при решении вопроса об аресте и предании суду военного трибунала. Вас же судили через два месяца после ареста — и не во фронтовой обстановке, а в глубоком тылу, судили за антисоветскую агитацию.

Здесь должен вам сообщить, что я работал не только следователем и прокурором, но и адвокатом. Говорю это к тому, что ваше дело оцениваю не только с обвинительных позиций, но и с позиций защиты, так что упрекнуть меня в необъективности вы не можете. Как вы знаете, главная волна «хрущевских» реабилитаций прошла во второй половине 50-х — начале 60-х годов. Вас же реабилитировали лишь в 1965 году, через 18 лет после освобождения из мест лишения свободы. Очень долго не решался вопрос о вашей реабилитации, видимо, возвращались к нему не один раз.

Далее. Реабилитировали вас по мотивам отсутствия состава преступления в ваших действиях. Это означает, что действия, за которые вас осудили в 1941 году, признали имевшими место в действительности, однако не посчитали их уголовно наказуемыми. Например, в условиях июня 1941 года хранение фашистской литературы (показания свидетеля Осинина) не могло не считаться преступлением, в 1965 году на это уже смотрели иначе и потому могли реабилитировать. Вы, наверное, знаете, что и врагов народа, осужденных по политическим процессам в 1936–38 годах, в последние два года реабилитировали по таким же мотивам.

Обратите внимание на такой, например, факт. В 1957 году реабилитировали лишь десять из двадцати осужденных по делу антисоветского правотроцкистского блока. Тогда считали, что в действиях Бухарина, Рыкова и других осужденных был состав преступления, почему их и не реабилитировали. Через тридцать лет решили, что и в действиях этих лиц отсутствует состав преступления. Так что не могу не отнестись критически и к вашей реабилитации.

Оказывается, вы судимы дважды. Первый раз — еще до войны. Сей печальный факт вашей биографии мне стал известен после опубликования в газете «Комсомольская искра» вашего письма (об этом ниже). О своих двух судимостях вы мне не рассказывали. Понятно, я, старший следователь прокуратуры Кировоградской области, воздержался бы от знакомства и какого-либо контакта с дважды судимым, совершившим в военное время контрреволюционное преступление гражданином.

Ко времени нашего знакомства я работал следователем всего лишь два года, и, может, этим объясняется тот факт, что я вас тогда не распознал. Правда, интуитивно чувствовал, что здесь, как говорится, «что-то не то». Вот вы напомнили мне, что играли со мной в парке в шахматы. Уже тогда меня настораживало то, что вы, игрок более сильный, иногда слишком откровенно играли в поддавки. Сейчас же, с учетом вашей двукратной судимости и должности, которую я тогда занимал, этот факт получает свое объяснение.

Вы жалуетесь, что после освобождения из мест лишения свободы у вас, как у «врага народа», были трудности с пропиской и работой. Считаете в этом виновным сталинизм. Но ведь вы же еще не были реабилитированы и поражение в правах сроком на три года после освобождения за вами оставалось. При чем же здесь «сталинизм»? И вы, наверное, помните первые послевоенные годы. Тогда с особой неприязнью относились к тем, кто остался живым только потому, что в годы войны находился в местах лишения свободы, да еще и за антисоветскую агитацию в первые дни войны.

Вы что же, рассчитывали на особое внимание со стороны бывших солдат, потерявших здоровье на войне, к которым вы обращались по каким-либо вопросам. Или вы хотели найти участие у солдатских вдов, мужья которых не вернулись с войны. А ведь среди них были и такие, чьи мужья ушли на фронт из мест лишения свободы по их просьбе. Может, вы не знаете, что в первые два года войны из мест лишения свободы ушли в армию 900 тысяч заключенных («Комсомольская правда», 29.09.89 г.). Скажете: осужденных за антисоветскую агитацию не посылали на фронт. Но как вы могли этим объяснить солдатским вдовам причину своего выживания? Они бы вас не поняли и не простили. Так что нечего вам жаловаться на свою судьбу. Впрочем, вы могли бы оживить свои «воспоминания», если бы в письме указали, что неоднократно просились на фронт, но вас не пускали.

Ни один фронтовик, ни одна солдатская вдова не воспылает к вам сочувствием за те несправедливости, которые, как вы пишете, вам довелось перенести во время предварительного следствия. Они рассуждают так: уместно ли об этом говорить, зная, что в то время, когда вы переносили эти несправедливости после ареста за антисоветскую агитацию, тысячи солдат гибли на фронте?

Может, следователь и называл вас негодяем, «врагом народа», угрожал отправить в корпус смертников. Но при чем же здесь «сталинские законы»? Вы уверяете, что вас допрашивали, когда вы были «в почти шоковом состоянии», поэтому не помните, о чем допрашивали, но хорошо помните, что виновным себя не признавали и ничего не подписывали. Как врач вы должны знать, что человек, находящийся в «почти шоковом состоянии», не может что-то хорошо помнить, а другое совсем не помнить. Говорю об этом и как следователь, назначавший судебно-медицинские экспертизы по поводу заявлений о показаниях, данных в шоковом или полушоковом состоянии.