Илья Кормильцев - Non-fiction

МШ:Как это вас жизнь крутанула?

ИК:Жизнь всех крутит вне зависимости от наличия успеха. Я человек очень скептический и настроен обычно весьма пессимистически, поэтому успех и слава на меня не действуют. Я преодолеваю головокружение от успехов при помощи скепсиса. Поэтому даже в момент успеха «Наутилуса» я старался относиться прохладно к происходящему. Критерием оценок для меня всегда был круг близких мне людей, а не публика. И если жизнь меня как-то крутила, то не в силу контраста между успехом и не успехом, а совсем по другим причинам. У меня вообще дефицит ностальгии. О прошлом никогда не грущу. Оно для меня — это нечто несуществующее в природе, не имеющее ко мне никакого отношения. Для меня важен настоящий момент и то, что надо сделать в будущем.

МШ:Тогда «вчера» вычеркиваем, оставляем «сегодня» и «завтра». Чем они у вас наполнены?

ИК:В настоящий момент я увлечен идеями издательства «Ультра. Культура». Меня заинтересовало это дело не в силу того, что я люблю книги или привязан к книгоиздательскому процессу. На самом деле, книги для меня были очень важным и самым достоверным источником информации в окружающем мире. Все остальное значило меньше. Мне самому тоже хотелось бы писать книжки, но самый эффективный способ в наступившую эпоху — это передавать свои мысли при помощи чужих текстов. Я печатаю тексты других людей, высказывая свое отношение к происходящему через них. Таким образом, я создаю метакнигу из этих книг, которая говорит очень много о моем внутреннем мире. Использую такой косвенный способ творчества в качестве главного редактора.

МШ:Что влияет на выбор того или иного автора?

ИК:Меня интересуют произведения, которые строятся на неприятии существующей действительности. То есть тексты, призывающие людей изменять окружающую действительность, включая свой внутренний мир. Я не отдаю какого-то предпочтения политике перед художественным творчеством. Это различные виды одного и того же процесса. Главное — наличие этого эволюционного фактора, идущего в противоположность с тем, что я называю колыбельным творчеством. Есть произведения, которые приучают человека к мысли, что нужно находиться в состоянии не бодрствования, а сна мыслительного. То есть он должен пассивно относиться к происходящему вокруг и боготворить действительность, как последнюю инстанцию, которая дана свыше и существует на данный момент. То есть ложиться в ямку и крайне агрессивно воспринимать любые попытки вытолкнуть сознание из занятой ниши…

МШ:Из этого исходит ваша симпатия к агрессивности?

ИК:Она не является персональной, а скорее — метафизической. Любой продукт активного отношения к действительности всегда раздражает людей пассивных. Если ты в этой жизни активно себя проявляешь, то неизбежно, рано или поздно, ты сталкиваешься с неприятием того, что делаешь. Собственно, это я и хотел сказать, когда в свое время написал строчку: «Если есть те, кто приходят к тебе, найдутся и те, кто придет за тобой». Любое активное действие в обществе вызывает всегда консервативную реакцию. В основном это, как правило, раздражение на самих себя. На бытовом уровне все это сводится к фразам: «Зачем все это надо? Нам и так хорошо», чем и выражаются убеждения пассивных во вредоносной деятельности активных. В любом случае, эти два течения все время сталкиваются на протяжении человеческой жизни.

Поэтому мы ищем тех авторов, которые отображают конфликт с данной нам в ощущение действительностью и тем самым пытаются заглянуть под поверхность вещей.

МШ:Можно себе представить, сколько вы читаете…

ИК:Да. Читаю гораздо больше, чем хотелось бы… Из удовольствия чтение превращается в труд. Но это оборотная сторона любой редакторской работы.

МШ:А что в удовольствие?

ИК:Для меня всю жизнь такими книгами являются энциклопедии и справочники. Совершенно разные. Даже дело не в том, что расширяются знания, для меня — это легкое чтение. По ходу дела что-то узнаешь, что-то подмечаешь. Телевизор я не смотрю с 1994 года. Хотя при этом я в курсе всех событий, передач, рекламы. Когда ты живешь в обществе, которое управляется телевидением, то все, что достойно внимания, ты в законспектированном виде узнаешь от других людей, которые телевизор смотрят. При этом ты не теряешь свое время, а во-вторых, не попадаешь под гипнотическое специфическое воздействие ТВ. Ты получаешь как бы резюме, а не пустышку для глаз, в которые вставлены соски… В театры хожу достаточно часто. У меня много знакомых режиссеров, жена — актриса. Но на первом месте у меня — литература и музыка. Потом идет театр, кинематограф, живопись.

МШ:А как вы теперь относитесь к року как музыкальному течению?

ИК:Российский рок в его современном существовании производит крайне убогое впечатление. Жанр этот сейчас в упадке. Почему — об этом можно долго разговаривать. Если вкратце, — то он не сумел использовать свой эволюционный потенциал и оказался апроприирован существующим обществом, в результате чего погиб. Когда свой протест он не смог перенести на более высокую ступень, то всякий будоражащий интерес к нему был утрачен. Он стал скучен, формален, бессодержателен, зациклен на внешних проявлениях. Это в целом о роке. Есть его отдельные представители, которые и сейчас делают что-то стоящее.

МШ:С сегодняшним днем разобрались. Что для вас заготовлено в завтрашнем дне?

ИК:Планы у меня связаны с издательством. Я хочу его превратить из книжного в книжно-журнальное. У нас давно не было литературного альманаха, который бы сочетал в себе элементы литературы и культуры, и был бы обращен к большой смышленой публике. Сейчас колеблемся между двумя названиями — «Городской партизан» и «Нигилист». Достаточно провокативно, но по сути своей, это будет антимаргинальным изданием. Авангард сам себя отпугивает тем, что соглашается на роль гетто. Если же ты хочешь сделать идею доступной, то не надо возводить забор между собой и публикой. Проблема большей части искусства в том, что есть очень много претензий, которые не подкреплены никаким содержанием. И в итоге выходит шаманское размахивание руками, не более…

МШ:Что из изданного в вашем издательстве вы могли бы посоветовать прочесть?

ИК:Мне по-своему дороги все книги, которые уже вышли в свет. Я хотел бы обратить внимание на тех авторов, которых знают меньше. Например, на книгу Олега Шишкина «Красный Франкенштейн». Это очень интересное историческое исследование о малоизвестных моментах в советской истории, когда совершенно серьезно была поставлена задача о гибридизации человека и человекообразной обезьяны, для чего, собственно, и создавался Сухумский обезьяний питомник. Шли работы по созданию человека для работы в шахтах, рудниках, для испытаний лекарств и т. п. (Как позже выяснилось, для всего этого гораздо проще было обеспечить достаточное количество зеков…) Книга спорная, но это не фантазия. В ней использованы засекреченные документы. Заслуживает внимания «Революционное убийство» Хьюи Ньютона. Она хорошо написана, читается как биография, как исповедь. У нас люди не представляют, откуда пошло негритянское движение. Никто не знает, что в раздувании черного самосознания в Америке огромную роль сыграл Китай! Автор написал эту книгу в тюрьме…