Олесь Бузина - Моя философия

До тех пор, пока мент на посту, любой профессор может рассулсдать не только о правах человека, но далее питекантропа. Но стоит стралсу порядка отойти в сторонку, как по университетским коридорам начинают толпами бродить недоучившиеся питекантропы, круша все на своем пути. Очередная революция ввергает мир в пучину варварства.

С научной точки зрения, разница между культурой и бескультурьем только в степени специализации. Дикарь все делает сам. Лично охотится за водяной крысой. Лично свежует тушку. Никому не доверяя, печет ее на углях. А набив живот, развлекает себя игрой на тамтаме. Какая энциклопедическая разносторонность! То ли дело у нас, где даже обычную барабанную дробь выбивает обученный в консерватории специалист за строго оговоренную плату!

Конечно, человек цивилизованный не станет отрезать пленным половые органы или пить кровь врага. Но только по причине брезгливости! Мало ли какие бациллы плавают в этой крови?

Зато с чувством глубокого удовлетворения он стравит парочку дикарских племен, живущих на приглянувшемся ему руднике, и будет любоваться, как те кромсают друг друга на куски каменными ножами. После чего введет миротворческий контингент, навербованный из подонков цивилизованного общества — тех самых, «по ком тюрьма плачет».

Наведя порядок, бравые парни познакомят местных жительниц с технологией применения презерватива и усядутся слушать вагнеровский «Полет валькирий», воображая себя героями фильма Фрэнка Копполы «Апокалипсис сегодня». Помните: вертолеты, хижины, чудные пляжи и немного вьетнамцев, которых нужно разогнать пулеметным огнем, чтобы покататься на серфе.

Вся высокая мировая культура замешана на крови низших каст. В поэзии Пушкина мне чудится визг его африканского предка, отбивающегося чумазыми пятками от лап работорговцев. В порхающей музыке Моцарта — груз деспотизма Австрийской империи. В репинских «Бурлаках на Волге» — страдания молодого приказчика, сумевшего запрячь толпу алкоголиков в речную баржу.

Выбор между культурой и дикостью — вопрос не морали, а вкуса. Кому-то нет большей сладости, чем развалиться в грязи у трактира и орать песни о тяжелой народной доле. А кто-то, разогнав нагайкой толпу студентов, начитавшихся Фрейда и Маркса, предпочитает скоротать вечерок над томиком Петрарки. Лично я на стороне последнего. Чем утонченнее культура, тем строже должен быть пропускной режим — чтобы ее окровавленные страницы не залапали немытыми пальцами новые варвары.

Государства, как люди. Делятся на открытые и закрытые. Одни — едут. Другие — огораживаются.

Имя создателя первого забора так же неизвестно истории, как и то, кто изобрел колесо…

Ясно только, что по характеру это были совершенно противоположные люди. Изобретатель колеса хотел куда-то ехать. Первооткрыватель идеи забора не только никуда ехать не собирался, но и не желал, что-бы к нему заезжали. Человек, придумавший колесо, повидимому, искал впечатлений и счастья. А тот, кто нуждался в заборе, счастье явно уже нашел и не желал им с кем-либо делиться. Мое счастье. Самому надо. Огорожука я его забором повыше, чтобы другим не досталось. Дальше оставалось только выбрать строительный материал: камень, дерево, колючую проволоку с пропущенным по ней током. Как говорится, дело техники.

Все когда-либо существовавшие человеческие общества условно молено разделить на цивилизации колеса и цивилизации забора.

Яркий пример чистой цивилизации забора — государства доколумбовой Америки. Они вообще обходились без колеса. Все тяжести у ацтеков и инков — от строительных материалов до драгоценных персон местных владык в паланкинах — переносили на своих спинах рабы. Порядок поддерживался жесточайшей иерархией, круто замешанной на садизме. Восход Солнца «обеспечивали» с помощью заблаговременного вынимания с вечера сердца жертвы на вершине священной пирамиды. Дисциплину оживляли обильными кровопусканиями. По-видимому, в древней Мексике вопрос стоял так: зачем пытаться изобрести колесо, чтобы облегчить жизнь себе и другим? А не собирается ли господин изобретатель просто удрать из нашего лучшего из миров? Даже если кто-то случайно и придумал в таких условиях колесо, то ему сразу же наверняка перерезали глотку, чтобы не подавал дурной пример другим. Ничего удивительного, что эту древнюю Америку открыла Европа, а не наоборот. Европейцы хотели ехать. Ацтеки и инки — стоять.

Зато современная Америка — типичный пример цивилизации колеса. Недаром даже один из лучших ее романов называется «Колеса» — об автомобильной промышленности Детройта, когда там еще была эта промышленность. Автомобиль в США — БОГ. Наемные работники то и дело переезжают с места на место. Морские пехотинцы вообще «путешествуют» по всему миру. Домики построены преимущественно из легких материалов — снаружи все красиво, но ткни кулаком — развалится. Все это — от неукорененности, неутоленной жажды странствий. Поэтому и заборы в Соединенных Штатах низенькие. Символические. А вдруг скоро опять в дорогу?

Ничего плохого в таком порядке вещей нет. Я много критиковал Америку. Но не за это. Кукольные оградки вокруг чистеньких американских домиков с газончиками, которые можно подстричь за пять минут, лично мне всегда нравились. Если и перенимать у американцев какие-то традиции, так эти.

Таким насквозь просматриваемым заборчиком, который можно просто переступить, типичный американец словно подсказывает другому типичному американцу: мне нечего от тебя скрывать, я — такой же, как ты. Не бойся — я не буду устраивать оргии по вечерам и мастерить за высокой оградой взрывное устройство.

Правда, от всего остального мира Соединенные Штаты отгородились берегами океанов и непроницаемыми крепостными стенами виз. Колесить к нам — они не против. Ответить такой же взаимностью — не дождетесь! Даже на границе с Мексикой соорудили стену, чтобы мексиканцы не перебегали в Штаты за американской мечтой. Стена, правда, плохо помогает. Мексиканцы лезут и лезут, мечтая снова вернуть себе Калифорнию и Техас. И, боюсь, никакой забор их не остановит. В том же Техасе, по данным статистики, латиносов снова большинство. Пухлая пятая точка многомиллионной Дженифер Лопес скоро накроет США от западного побережья до восточного.