Литературная Газета - Литературная Газета, 6608 (№ 30–31/2017)

– Как раз сегодня.

– И что, у вас есть камень в кармане? – недоверчиво улыбаясь, спросил Вася.

Рыбак молча полез в карман. А когда он раскрыл ладонь, ребята увидели небольшой камушек. В секунду ребята разбежались в поисках маленьких камешков! Николай Сергеевич, улыбаясь, наблюдал за ними. А они, довольные, сжимая в руках кусочки горной породы, возвращались к костру. Когда ребята запаслись талисманами и несколько успокоились, он их спросил:

– Ещё рассказывать легенды?

– Только не такие страшные.

– Хорошо, я вам расскажу легенду.

За все превратности наградаВыпуск 12 (21)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Чтобы помнили

Теги:Лев Болдов , поэзия , память

19 июля в Ялте состоялся вечер памяти поэта Льва Болдова, биография которого связана с Москвой и Крымом. Вечер прошёл в отделе «Чехов и Крым» Крымского литературно-художественного мемориального музея-заповедника. При жизни Лев Болдов неоднократно выступал в музее на тематических мероприятиях. Лев Болдов ушёл из жизни 19 февраля 2015 года.

***

Ключи от Рая у меня в кармане.

А двери нет, весь дом пошёл на слом.

Там наши тени в утреннем тумане

Пьют кофе за невидимым столом,

От общего ломая каравая,

Пузатый чайник фыркает, как конь,

И бабушка, по-прежнему живая,

Сметает крошки хлебные в ладонь.

Присохла к сердцу времени короста.

Но проскользну, минуя все посты, –

Туда, где всё незыблемо и просто,

Где нету страхов, кроме темноты.

Где пахнет в кухне мамиными щами,

Где все печали – мимолётный вздор,

Где населён нелепыми вещами

Таинственный, как джунгли, коридор.

Там детские прощаются огрехи,

А радость не приходит на бровях.

Там сахарные звонкие орехи

На ёлочных качаются ветвях.

Там сказки, словно птицы, к изголовью

Слетаются – любую выбирай!

Там дышит всё покоем и любовью –

Он так уютен, мой карманный рай!

И далеки жестокие годины,

Где будет он, как яблоко, разъят…

Земную жизнь пройдя до середины,

Я постоял – и повернул назад.

2005

***

Марине Цветаевой

Как Слово ни утаивай –

Пробьёт ростками росными.

Витает дух Цветаевой

Над болшевскими соснами.

Над домом, над калиткою,

Где – стой и дождь подслушивай,

Где ожиданье пыткою

Выматывало душу ей!

Смириться б с фрачной Францией,

Не знать бы горя большего!..

Ты стало первой станцией

Её Голгофы, Болшево!

Леса. Клочок Отечества.

Безверье. Одиночество.

Как поздно человечество

Влекут её пророчества!

Собраться бы под окнами

Негаснущими раньше вам...

Блестят скамейки мокрые

Под фонарём оранжевым.

Не вышли сроки встретиться.

Но здесь она – звучащая.

И тихим светом светится

Рябины кисть горчащая.

2002

***

Натянулась тетива,

Ржавый ветер дует с оста.

Едет Блок на острова,

Где всё призрачно и остро.

Сумасшедшие слова,

Торопливые объятья,

Аромат волос и платья,

Глаз запавших синева.

Грозно плещется Нева,

Чёрный снег в ложбинах тает.

Едет Блок на острова,

Воздух режущий глотает!

От вина и от вины

За круги земного ада,

От беременной жены,

Что чужое носит чадо...

Наважденья пелена,

Хриплый хохоток Амура...

Азиатская страна

Веки продирает хмуро.

Пусть дописана глава,

Жизнь по капле убывает –

Едет Блок на острова.

Уплывает, уплывает...

Вон – взгляни на небосвод,

Где, отринув бренный остов,

Белым облаком плывёт

Его остров, его остров!

2002

***

На берегах цветущих Леты

Живут умершие поэты.

Беседуют и пьют нектар.

Иного здесь не наливают,

И холодов здесь не бывает,

И все на равных: млад и стар.

Здесь Пушкин размышляет с Блоком.

О чём-то вечном и высоком –

О Шиллере и о любви.

С травинкою в зубах, рассеян,

Глядит, прищурившись, Есенин

На небо в жертвенной крови.

Поручик, тонкий ус кусая,

Следит, когда мелькнёт косая

Тень паруса, как вещий знак.

О чём-то споря меж собою,

Бредут, померившись судьбою,

Цветаева и Пастернак.

Им все вершины были малы,

И неуютны пьедесталы,

И собственная в тягость плоть.

Теперь от нас они далече,

Для них невнятны наши речи,

Над ними властен лишь Господь

Да воздух, братский и сиротский.

Гекзаметры бормочет Бродский

Стихиям ветра и воды.

Шумят платаны величаво.

Присев в сторонке, Окуджава

Негромко пробует лады.

За все превратности награда

Им эта райская прохлада

И бег неспешный облаков.

…А наш Парнас – на ладан дышит.

И нам писать – для тех, кто слышит,

А не для будущих веков!

„Депо Пегаса. Керчь“Выпуск 12 (21)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Литературный резерв

Теги:Крым , поэзия , Депо Пегаса

Молодые литераторы Крыма ищут новые формы

Особой продуктивностью «Депо Пегаса» – Керченская молодёжная литературная студия, с которой вы уже встречались на страницах газеты, – отличается в деле производства поэтов. Бывает, приходит сюда застенчивая девчушка лет пятнадцати, посидит, нервно грызя маникюр и отнекиваясь, с глазами, расширенными не то от восторга, не то от ужаса… Но, глядишь, час-другой и уже расхрабрилась, удушливо краснея, читает что-то своё – чувство комфорта и азарт в нашем деле, прошу прощения за тавтологию, – большое дело. И выходит барышня из дверей, размалёванных крылатыми котами, уже и сама окрылённая – верит, что «что-то есть» в её попытках, а значит, и в ней самой «что-то есть», она – явление. Приходит и «явление» – по крайней мере, уверенный в этом парнишка лет тридцати, в байроновской позе нонконформиста, готовый с демонстративно-скептическим снисхождением, но до смерти, отстаивать свой нонконформизм, своё: «я так вижу». Но уже на третий раз, глядишь, и черкает в блокноте вслед за выпускницей Литературного института Златой Андроновой, что такое «тема и рема», учится, признаёт детские ошибки в своём «многоопытном» «видении». А девчушка, полагавшая, что «поток сознания» сам по себе самодостаточен, уже стесняется попросту «истерить» в рифму, учится не к рифме смысл подтягивать за ослиные уши, а мысль выражать… И это пусть маленькое пока, пусть частное, но достижение, – тот самый успех, одна память о котором будет заставлять идти вперёд, а житейски-мудрого руководителя, листая первые печатные публикации его воспитанников, чувствовать удовлетворение, может, даже большее, чем от собственных книг, – там, за книгами – тысячи, но незримых и анонимных ценителей твоего слова, тут же по пальцам пересчитать – но вот они, живые, как говорится, прошу любить.