Александр Тарасов - Мать беспорядка

Это должно было порождать именно мелкобуржуазные настроения, пусть даже и социалистические. Прудонизм как раз и был таким мелкобуржуазным учением, к тому же – по сравнению с другими вариантами анархизма – чудовищно патриархальным и нереволюционным. Неразвитость капитализма и слабая классовая дифференциация между пролетариями и ремесленниками в Париже просто обрекли прудонизм на массовый успех. Не случись в 1871 г. революции, влияние прудонизма по мере экономического развития Франции само собой сошло бы на нет. Но в условиях революции оно стало фатальным фактором.

Поразительно, но массы, ведомые, по сути, классовым инстинктом, в условиях гражданской войны куда раньше своих вождей избавлялись от анархистских иллюзий. Однако в отсутствие массовой теоретической грамотности, массовых организаций, классовой революционной традиции и эффективных механизмов воздействия на вождей это опережение массами вождей могло дать лишь ограниченный результат. Это понял Ленин, который – постоянно выдвигая Коммуну в качестве примера для революционного пролетариата – все-таки вынужден был отметить, что «Коммуны не понимали те, кто ее творил, они творили гениальным чутьем проснувшихся масс» и что в Коммуне «революционный инстинкт рабочего класса прорывается вопреки ошибочным теориям» ее вождей [62] Ленин В.И . Полное собрание сочинений. Т. 36. М., 1974. С. 50; Т. 9. М., 1972. С. 329. . Или, как сказал о том же Плеханов, «если в мероприятиях Парижской Коммуны незаметно… утопизма, то это объясняется тем, что объективная логика великого революционного движения оказалась сильнее субъективной логики его вожаков, и зараженная утопизмом мысль подчинялась … властным указаниям общественной жизни » [63] Плеханов Г.В. Сочинения. Т. XII. М., б.г. С. 338. .

Итак, что же принесла рабочему населению Парижа похвальная настойчивость и принципиальность анархистов в деле внедрения своих идейных принципов в жизнь? 1. Развал в военной области, что сделало вооруженные силы Коммуны неспособными противостоять регулярной армии версальцев. 2. Изоляцию Парижа – из-за отказа выступить в роли общефранцузской революционной власти (плод коммуналистских антигосударственнических догм). 3. Дезорганизацию и делегитимацию системы управления (включая – в условиях гражданской войны! – репрессивный аппарат) – опять же из-за отказа признавать, что Коммуна де-факто была революционной государственной властью. 4. Подрыв социальной опоры Коммуны вследствие половинчатой и непоследовательной социальной политики. 5. Подрыв авторитета Коммуны путем открытого раскола.

Именно анархисты несут львиную долю ответственности за «кровавую неделю» в Париже, за смерть 35–40 тыс. коммунаров, из которых менее 3 тыс. погибло в бою, а все остальные были казнены без суда (en masse) и по суду, умерли – в том числе от ран, лишенные медицинской помощи – в заключении [64] Молок А.И. Белый террор во Франции в 1871 г. М., 1931; Лукин Н.М . Избранные труды. Т. II. С. 483–486; История XIX века. Т. 7. М., 1939. С. 12, примеч. 1; де Рошфор В.-А. Указ. соч. С. 293. Число раненых «Journal des Débats» оценила в 60 тыс., а общее число жертв и репрессированных, по подсчетам Лиссагарэ – около 107 тыс. человек ( Лиссагарэ Э. История Парижской Коммуны в 1871 г. С. 433, 519), а по подсчетам Г. Йекка – 110 тыс. ( Йекк Г . Указ. соч. С. 214–215). .

Анархисты всего мира гордились Парижской Коммуной именно как «опытом преодоления государства». Например, Бакунин до конца жизни был уверен, что Коммуна – это пример безгосударственности, пример социальной революции против государства [65] Бакунин М.А. Избранные сочинения. Т. 4. Пг.–М., 1920. С. 247–266; его же . Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 303–316. . И в наши дни А. Шубин восхваляет анархистов Коммуны – причем именно за реформизм, за отказ от классовой борьбы, за ориентацию «на конструктивные формы экономического соревнования с капиталом, а не насильственное его уничтожение», за намерение «создать новый сектор» в экономике – в форме, если вдуматься, ЗАО (АОЗТ), за то, что они «взяли на себя функции посредников между трудом и капиталом» [66] Исаев А.К., Шубин А.В . Демократический социализм – будущее России. М., 1995. С. 18–20. .

Анархисты, безусловно, имеют полное право считать Парижскую Коммуну «своей». Вопреки тому, что привыкла говорить марксистская традиция, ссылающаяся на Коммуну как на пример пролетарского государства (государства диктатуры пролетариата), Коммуна в собственном смысле слова государством не была. Это знал еще Энгельс [67] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т. 19. М., 1961. С. 5. , но по тактико-политическим соображениям марксисты эту точку зрения не пропагандировали, а со временем и вовсе забыли.

Коммуна была формой этатоидной власти. Но именно это ее и погубило. Коммуна потерпела в первую очередь военное поражение, а только этатоидная власть повстанцев, типичная для анархистов, могла сознательно совершить две недопустимые ошибки: избрать оборонительную тактику, в то время как «оборона есть смерть всякого вооруженного восстания» [68] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т. 8. М., 1957. С. 100. , и максимально дезорганизовать военные структуры, в то время как «организация – это победа, разрозненность – смерть» [69] Бланки Л.О. Избранные произведения. М., MCMLII. С. 320. .

Анархия убила Коммуну. Это (пусть и выражаясь в 1877 г. сдержанно, с учетом чувств родных и товарищей погибших коммунаров) констатировал и В. Либкнехт: «Отсутствие политической и военной организации проходит красной нитью через всю историю Коммуны. Этим была заранее предопределена судьба ее» [70] Либкнехт В. 48-й год и Коммуна. Пг., 1918. С. 57. . Энгельс в 1872 г. в частном письме мог себе позволить высказаться жестче: «Именно недостаток централизации и авторитета стоил жизни Коммуне» [71] Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т. 33. С. 317. . А публично Маркс с Энгельсом дважды в 1873 г. процитировали письмо Гарибальди (причем Энгельс во втором случае счел нужным выделить эти слова): « Парижская Коммуна пала потому, что в Париже не было никакой авторитетной власти, а лишь одна анархия » [72] См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т. 18. С. 375, примеч. 2; 456. .

Но еще более суровые претензии предъявил анархистам – членам Коммуны теоретик народничества, участник и свидетель Коммуны и такой же, как парижские прудонисты, член Интернационала, П.Л. Лавров: «…именно члены социалистического меньшинства ничем не проявили того, что … “экономическое равенство” составляет главное дело, необходимое и предварительное условие “политической свободы”. Они толковали об автономии общин, о свободе слова, о вреде диктатуры – всё вопросы политические – и откладывали на будущее обсуждение … отношений труда к капиталу, пролетариата к собственности; они едва решались дотронуться до святыни собственности казначейства, банков, … а тем менее – до святыни собственности частных людей, ограничиваясь в этой области осторожными полумерами. …ни один камень экономического строя, враждебного пролетариату, не был сдвинут с места представителями его революции» [73] Лавров П.Л. Указ. соч. С. 124–125. . Коммуна «объявила “социальное возрождение”, но не попыталась даже осуществить его. Она объявила “конец старого правительственного и клерикального мира, конец милитаризма, чиновничества, эксплуатации, биржевой игры, конец монополий и привилегий”, но не сделала ни одного решительного шага к их концу. Она поставила программу социальной революции, но не решилась выполнить этой программы» [74] Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в двух томах. Т. 2. М., 1966. С. 360. .