Дмитрий Лукин - Настоящая фантастика – 2017 (сборник)

Гнилой молчал. Он понял, что влип. И первым выстрелить не успеет. А еще он подумал, что Прохан мог специально направить его в западню. Гнилой, конечно, хороший сталкер, опытный, много пользы принес. Но ведь, по сути, он же – гнилой…

– Ну что, дядько, стоишь, как член? – снова прозвучал писклявый голос лысого. – Стоишь и молчишь. Немой, что ли?

– Конечно, он не твой, – пробасил бородач. – А мой…

И захохотал.

При этом опустил оружие.

Вот тут бы и броситься в сторону, уходя с линии огня, а потом попробовать положить обоих.

Но Гнилой не двинулся с места.

Интуиция ему подсказывала: если дернешься – тут и ляжешь. А если проявишь хладнокровие – есть шанс. Потому что когда хотят убить – то стреляют сразу, а не ведут разговоры

Бородач, похожий на Фиделя, оборвал смех и вполне миролюбиво спросил:

– Ты ж Гнилой?

Тот кивнул.

– Ну а что тогда стоишь, как зомбяк беременный? – Писклявый снял с плеча гранатомет и тоже положил на землю. Однако Гнилой не спешил убирать палец со спускового крючка, и это не ускользнуло от внимания обоих собеседников.

– Зря ты вот так, мужик, – миролюбиво проговорил лысый. – Тебя ж Прохан прислал?

Гнилой молчал.

– Прохан – дружбан наш. Давний, – пробасил Баграт. – Так что мы тебя не обидим. Слышь, Жабчик, лодка готова.

– Это хорошо, – ответил бородач, погоняло которого совсем не соответствовало его внешности.

Гнилой наконец опустил автомат дулом к земле и подошел к лодке

– Правду баял Прохан: гнилой ты какой-то. – Баграт оглядел Гнилого цепким взглядом. И сплюнул сквозь редкие зубы в воду. Гнилой проследил за полетом желтой слюны и поморщился.

– Как тебя угораздило сталкером стать? Или ты не сталкер?

– Сталкер.

Желтый плевок Баграта медленно плыл по воде и не тонул.

– Да знаем мы, что ты сталкер, – раздался за спиной голос Жабчика.

И почувствовал, как в спину уткнулось что-то холодное.

«Ну вот и все», – понял Гнилой.

И эта мысль почему-то принесла облегчение.

– Да, теряешь навыки, – резюмировал Жабчик. Но ствол от спины убрал. – Жить устал?

Гнилой промолчал. Бородач был прав: он уже давно устал жить. И часто думал, что зря не умер еще тогда…

Когда над Землей взметнулись грибы ядерных взрывов.

– А ведь о тебе легенды ходят, – сказал Жабчик. – Ты ж и до Медного ходил, и путь до Комбината разведал, где Топь была.

Гнилой снова ничего не ответил. Ничего они о нем не знали, эти мужики…

И не узнают.

Потому что не их это дело.

– Ты молодца, сталкер! – Баграт протянул Гнилому широкую ладонь. Рука у него была мозолистой, шершавой. И очень крепкой. Как у Прохана.

Жабчик уже спустил лодку на воду.

Лодка была старая, деревянная.

– Тариф знаешь? – спросил Жабчик.

– Знаю. Я сниму рюкзак? Все там.

– Да сымай, только без резких движений. А то мало ли что… Тут место топкое…

Пока Гнилой снимал рюкзак, лысый внимательно разглядывал свои крепкие ладони.

…Когда пять банок тушенки и три упаковки с гранатами перекочевали Баграту, тот сразу сменил грозное выражение лица на приветливое.

Даже заулыбался.

Но эта улыбка не была человеческой.

Так, наверное, мог улыбаться зомбяк, когда готовился к трапезе.

На том берегу не было ни одной живой души. Только метрах в двухстах чернел остов церкви. Гнилой сразу решил, что мимо руин церкви он не пойдет, хотя там путь до Вокзала ближе.

– Ну, прощевай, сталкер! – Бородатый, который славно поработал веслами, протянул ему руку.

У Жабчика тоже была сильная ладонь.

– И тебе не хворать, – ответил Гнилой.

– Ну, бывай, Гнилой, – Баграт опять протянул ему руку.

На этот раз он мял ладонь Гнилого дольше, чем нужно, и тот всерьез начал опасаться, что на прощанье Баграт все-таки решил сломать ему пальцы.

– Может, еще свидимся, как думаешь? – Жабчик склонил голову по-собачьи и пристально посмотрел Гнилому в глаза. – Когда обратно вертаться будешь…

– Я не знаю, когда пойду обратно.

– Смотри, сталкер, – Жабчик покрутил головой, насаженной на бычью шею. – Может, компаньон нужен, а то мало ли что?

– Спасибо, но я должен сам…

– Смотри, – Жабчик вздохнул.

– Только мимо церкви не ходи, – подал голос Баграт. – Там зомбяки сидят, среди бела дня людей харчат.

– Я знаю путь, – сказал Гнилой.

– Ты знаешь Путь? – усмехнулся Баграт. – Ну да, конечно, ты же сталкер. Причем самый удачливый сталкер. Ты веришь, что знаешь Путь.

– Я верю, что знаю Путь, – проговорил Гнилой, пробуя на вкус это слово: «путь».

– И правильно. Путь – он у каждого свой. У тебя, например…

Баграт вдруг замолчал и, отвернувшись от Гнилого, пошел к лодке. Принялся сталкивать ее в воду, натужно кряхтя.

– У меня свой Путь, – сказал Гнилой, обращаясь к спине Баграта.

Тот перестал толкать лодку, но не обернулся.

Но Гнилой понимал: тот ждет, что он скажет дальше.

И он сказал – хотя никогда и никому не собирался этого говорить:

– Я хочу вернуть прошлое. Свое прошлое. Где я не был сталкером…

Спина Баграта напряглась, но он ничего не ответил…

Он хотел вернуть прошлое. То прошлое, которое пятнадцать лет назад было настоящим. И если бы не Катастрофа, которая разразилась 13 августа 2014 года, когда политики и военные уничтожили прежний мир, то Олег никогда не стал бы стрелять в живых людей. И вместо автомата носился бы с ноутбуком. И убивал бы виртуальных монстров.

Но случилась Катастрофа.

И он выжил, хотя должен был умереть в числе первых. Когда прошел первый шок, люди начали сбиваться в стаи. Он видел, как обезумевшие толпы бродили по руинам, врывались в уцелевшие дома и магазины и грабили, грабили, грабили, старались унести как можно больше. Тех, кто не хотел отдавать свое добро, – убивали. Убивали жестоко, подвергая мучениям, которые не может выдержать человек.

Словно те, что сбились в звериные стаи, хотели очистить землю от тех, кто еще оставался людьми.

Он, Олег, тоже был в толпе. Потому что лишь так можно было выжить. Толпа несла его, как морская волна серфингиста, и оставалось лишь отдаться ее течению.

Наверное, только поэтому Олег и выжил. Потому что сумел сломать себя. Сумел преодолеть отвращение к насилию и смерти.

Он помнил, как это было нелегко. Но он очень хотел жить и был вынужден играть по тем правилам, которые диктовали совсем другие люди. Когда вдруг вылезли наверх и стали править… нет, не самые сильные – самые наглые. Хотя именно так и было всегда в человеческой истории, только существовала какая-то система сдерживания. Но Катастрофа обрушила все прежние моральные устои.

Олег часто думал, почему люди – те, кто выжил, потеряв близких, – не объединились, чтобы вместе пережить общую трагедию, чтобы помочь слабым – а сбились в дикие звериные стаи и стали рвать друг другу глотки. И главным принципом новой жизни стал тот, по которому жили в тюрьме: «Сегодня умрешь ты, а я – завтра».