Майкл Бут - Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю»

Это навело меня на мысль: а что, если создать квинтэссенцию нордического характера и построить на ее основе идеальное нордическое общество? Будет ли оно еще успешнее и счастливее, чем датское? Или получится чересчур скандинавская страна?

Оказывается, это уже попытались сделать до меня.

Возможно, вы скажете, что Исландии вообще не должно быть в этой книге. Сами исландцы наверняка так и подумают. Ведь их государство было основано людьми, которые хотели сбежать из Скандинавии, и пережили ради этого массу неудобств. Тащить их обратно было бы нечестно. Вдобавок Исландия расположена на полпути между Европой и Северной Америкой, и больше торгует с Германией, США и Великобританией, чем с любой из скандинавских стран.

Кстати, исландцев всего 319 000 [41] По оценочным данным за 2016 год, население Исландии составляет 332 529 человек ( прим. ред .). . Я не собираюсь посвящать отдельную главу Гетеборгу или, скажем, Орхусу, в которых живет примерно столько же народу, – так почему же именно Исландия? Почему не Гренландия или Фарерские острова с их не менее самобытным населением? Если задаться целью изучить скандинавскую исключительность, то единственная исключительность исландцев – это исключительный бардак в их экономике. А это не совсем то, что нам нужно.

Однако есть несколько причин, ради которых нам стоит навестить этих специфических людей и увидеть их завораживающие пейзажи. В целом Исландия – более скандинавская страна, чем все страны Скандинавии. В ней селились беглецы (скажем прямо – изгнанники) с запада Норвегии со своими подобранными по пути шотландскими и ирландскими секс-рабынями. До сих пор там говорят на одной из версий древнескандинавского языка, которая гораздо ближе к языкам прошлого, чем любой другой из современных языков Северной Европы. Генетики со всего мира валом валят в Исландию изучать местных жителей из-за их этнической однородности (злопыхатель скажет, что вообще все они – кровные родственники).

Далее: Исландия на протяжении 682 лет находилась под датским правлением и, как мы увидим дальше, поддерживает тесные и несколько запутанные отношения со своими бывшими суверенами из Копенгагена. А еще она – член Северного Совета [42] Северный Совет (Nordic Council) – организация сотрудничества между парламентами североевропейских, в первую очередь скандинавских стран (прим. пер.). , что в большой степени служит ответом на вопрос о ее принадлежности к числу скандинавских стран.

Исландия достойна нашего внимания еще и потому, что ее недавние финансовые авантюры – убедительный пример опасностей классической модели североевропейского общества: небольшого, однородного и тесно спаянного. Оказывается, страна действительно может быть чересчур скандинавской.

Для начала – краткий экскурс в «новейшую экономическую историю Исландии». В период с 2003 по 2008 год три основных исландских банка – Glitnir, Kaupthing и Landsbanki – заняли 140 миллиардов долларов. Эта цифра равнялась десяти ВВП страны, а резервы ее центрального банка в размере 2,5 миллиарда долларов на этом фоне выглядели просто смешно.

Горстка предпринимателей, подбодряемая тогдашним правительством страны, ринулась осваивать полученные средства. На международном рынке скупалось все подряд, от датских универсальных магазинов до британского футбольного клуба «Уэст Хэм». Значительная часть населения ударилась в нелепые финансовые операции на уровне нигерийских «писем счастья». Кредиты почему-то брались в японских иенах, а ипотеку оформляли, скажем, в швейцарских франках. Только вчера исландцы сидели по пояс в рыбьей чешуе, а уже сегодня они с важным видом выбирают опции для своих новых Porsche Cayenne.

Историй о местных излишествах более чем хватает. Элтон Джон прилетал, чтобы спеть одну песню на дне рождения; частные самолеты вызывали, как такси; люди, не задумываясь, отдавали по 5000 фунтов за бутылку односолодового виски или по 100 000 фунтов за охоту в английском поместье на уик-энд. Глава лондонского офиса банка Kaupthing арендовал под вечеринку Музей естественной истории, его гостей развлекал Том Джонс, и все указывает на то, что к обычному снегу в Рейкьявике подмешивался «снежок» колумбийского происхождения.

С крахом американского инвестиционного банка Lehman Brothers в конце 2008 года суммы исландских долгов, в какой-то момент составлявшие 850 процентов ВВП страны (для сравнения: у США это 350 процентов), стали достоянием гласности. Последовала цепная реакция, в результате которой произошел почти двукратный обвал кроны. На этом этапе исландские банки выдавали своим владельцам кредиты на покупку… акций самих этих банков. Я, конечно, не Пол Кругман [43] Известный американский экономист, лауреат Нобелевской премии (прим. пер.). , но даже мне понятно, что это не очень устойчивая бизнес-модель.

Денег на покрытие банковских долгов у правительства не было. Ему пришлось вывести крону с валютных рынков и занять в общей сложности 4 миллиарда долларов в МВФ и у ряда иностранных государств. Даже крошечные Фарерские острова отстегнули на это дело 33 миллиона долларов, что выглядело особенно унизительным для исландцев. Ставки кредитования взлетели до 18 процентов годовых. Фондовый рынок просел на 77 процентов. Инфляция достигла 20 процентов. Крона упала на 80 процентов. По разным источникам, внешний долг страны составлял от 13 до 63 миллиардов фунтов стерлингов, или от 38 000 до 210 000 фунтов стерлингов на каждого исландца.

За считаные недели взлетел уровень безработицы (прежде работу получали все желающие, кроме умственно отсталых и злостных тунеядцев). Инфляция разгонялась со скоростью Веймарской республики [44] Гиперинфляция начала 1920-х годов в Германии (прим. пер.). . Стоимость займов в иенах и ипотек в швейцарских франках возросла более чем вдвое и превысила цену купленных на них домов и машин. В новостях показывали сюжеты о бутылках с оливковым маслом по цене, эквивалентной 130 фунтам стерлингов. Неудивительно, что треть исландцев заявила о желании эмигрировать. Как гласил один из заголовков в The Times , Исландия стала «Маленькой неслучившейся экономикой».

Я впервые посетил Исландию вскоре после краха – мне было интересно, как живет страна на грани полного банкротства. «Когда рухнули эти три банка, это было как гром среди ясного неба, – рассказывал мне профессор антропологии Университета Исландии Гисли Палссон. – Но все каким-то образом продолжало функционировать – и социальные службы, и даже банки. В первые недели царила полная неопределенность: не будет ли дефицита продовольствия? Очень опасались массовых беспорядков. Было страшновато. В Рейкьявике значительно выросла преступность. В домах стали устанавливать сигнализацию. Кто-то поджег парламент и побил в нем окна. Людей захлестывал гнев. Это было похоже на всеобщую депрессию – многие просто не видели выхода, теряя свои машины, работу и дома. Я знаю тех, кто находился в ужасном состоянии. Я сам должен пару миллионов, и на меня это сильно давит».