Майкл Бут - Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю»

Когда я только начинал учить датский, он показался мне чересчур прямолинейным. «Дайте мне хлеб», – говорит датчанин, заходя в булочную. Но по сравнению с финским языком датский звучит как куртуазный французский из Версаля Людовика XIV.

«Если кому-то нужно сказать по-фински: «Кажется, она притворяется спящей» – для этого потребуются всего два слова, – говорит Шац. – Финская культура довольно примитивна, но мне это нравится. У них очень простой подход к жизни: ты хочешь пить, есть или секса? Так и скажи. Финны исходят из базовых человеческих потребностей. У вас или у меня на родине, или во Франции процветают копившиеся веками городские неврозы, которые по-другому называют «утонченностью». Сейчас к этому же стремится большинство финнов. Но мне нужно другое. Можно десять лет дожидаться, пока финка скажет: «Я тебя люблю», но зато это будет правдой».

Впрочем, все нордические народы относятся к слову «любовь» примерно так же, как пилот «Энолы Гэй» [74] Имя американского бомбардировщика «В-29», сбросившего атомную бомбу на Хиросиму в 1945 г . (прим. пер.). к большой красной кнопке рядом с ручкой управления. Это нечто, что можно использовать лишь в самом конце пути и только при абсолютной уверенности, что ты над целью. Одна моя знакомая из Хельсинки, бывшая сотрудница финского МИДа, признавалась, что легко может сказать «Я тебя люблю» на нескольких иностранных языках, но по-фински это гораздо труднее. Примерно то же говорила мне и моя жена-датчанка (по крайней мере она так оправдывалась). А вот шведский этнолог Эке Даун писал, что для его соотечественников «Я тебя люблю» звучит «неестественно романтично, как фраза из бульварного романа». В Скандинавии словом «любовь» не бросаются с такой же легкостью, как, скажем, в Штатах, где совершенно естественно признаваться в любви к новой прическе или рецепту оладий.

«В Финляндии теплые чувства выражают по-другому. Свидетельством любви мужа может быть то, что он починил стиральную машину, – говорит Шац. – Нужно время, чтобы научиться понимать финнов. Сперва кажется, что они жутко зажатые, пока не выпьют. Тогда они становятся сексуально озабоченными или очень агрессивными. Но я сюда приехал в двадцать пять лет, и для меня это было вполне нормальным».

Финны не только не обижаются на то, что Шац говорит об их пунктиках и заскоках, но, похоже, только рады этому. «Они долго были в изоляции, и только сейчас по-настоящему выходят в большой мир. Им интересно, что о них думают другие. Кстати, на эту тему есть анекдот, – хмыкает Шац. – Здесь его называют «анекдот про слона».

Немец, финн и француз попадают в Африку и встречают слона. Немец говорит: «Если его убить, а бивни продать, то сколько денег заработаешь?» Француз говорит: «Ах, какое дивное животное, какое прелестное создание!» А финн: «Вот интересно, что он думает о Финляндии?»

Дело происходит ранним вечером. Я в полном одиночестве и некотором смущении прогуливаюсь по довольно захудалому району Хельсинки. Первые этажи многоквартирных домов занимают тайские массажные салоны, секс-шопы и пип-шоу. Такое деликатно локализованное, несколько театральное «гнездо разврата» есть в каждой скандинавской столице. В обязательный набор декораций входят сползающий по скамейке наркоман в коматозном состоянии, с полуспущенными штанами и торчащим из бедра шприцем, сильно накрашенная африканка, подпирающая стену на углу, и в качестве задника магазинчики с изделиями из полиуретана в пыльных витринах.

Тех, кто представляет себе Скандинавию по картинкам из британской и американской прессы – загорелые детишки плещутся в девственно-чистых фьордах, мужчины курят трубки в простых деревянных креслах, а женщины в искусно связанных свитерах пекут хлеб из спельты, – подобное зрелище может шокировать. Но для Скандинавии подобные кварталы – такая же привычная часть городского пейзажа, как аскетичные церквушки и уютные кафе. Это даже своего рода туристическая достопримечательность.

Обычно я не ощущал опасности в таких районах (в тех редких случаях, когда нужно было пройти через них, чтобы попасть куда-то еще). Но сейчас мне немного не по себе, ведь я собираюсь по собственной воле заняться чем-то совершенно ужасным.

Я останавливаюсь, чтобы еще раз хорошенько подумать. О нет – не стоит стоять слишком близко к той даме в леопардовом топике. Я никому не сказал, куда направляюсь, поэтому никто не будет интересоваться, получилось у меня или нет. Убедив себя таким образом, я продолжаю свой путь. Меня влечет нездоровое любопытство, подстегивает безответственная свобода, которую открывает анонимность, рука сжимает бумажку с адресом.

Можно было бы вернуться в библиотеку, где в тепле и уюте я провел полдня за сбором информации. Но если покинуть Хельсинки, не пройдя через то, что мне предстоит, мой финский опыт окажется неполным. Дома меня будут спрашивать, удалось ли мне это, и придется признаваться, что я струсил. Люди будут удивленно поднимать брови, а я – пускаться в слабые оправдания. Или придется врать, что еще хуже. Нет, я должен испытать все сам, хотя для этого придется поступиться некоторыми важными жизненными принципами.

Я собираюсь провести время в типично финском духе. На самом деле это намного больше, чем просто приятное времяпрепровождение. В Финляндии это жизненная необходимость, неотъемлемая часть финского самосознания. Для финна это аморальное действие – примерно то же, что домашние поделки для британца или адюльтер для француза. У меня есть знакомый финн, который вообще только об этом и говорит. Когда мы познакомились, он больше часа расхваливал «это» на все лады. При каждой нашей встрече он соскакивает на эту тему, приводя новые аргументы, чтобы убедить меня попробовать.

Я говорю, конечно же, о сауне. Шведам тоже нравится сауна, а у исландцев есть их термальные бани, но финны возвели любовь к сауне на совершенно новый уровень. Сауна – центр финской общественной жизни и главное место отдыха. На каждых двух финнов приходится по сауне, и в стране их больше, чем автомобилей, свыше 2,5 миллиона. Это место встречи, где можно расслабиться в окружении родственников и друзей. Обоих полов. Одновременно. Нагишом. Как в пабе или в деревенском клубе. Но нагишом. И в жаре.

Финны говорят, что их сауны – самые горячие в мире, а любая нефинская сауна – вообще не сауна. Они издеваются над умеренно теплой температурой саун в Швеции и говорят, что это еще один пример шведской изнеженности. Все, что ниже 80 градусов, они считают «натопленной комнатой». Финны даже устраивают чемпионат мира – кто высидит дольше при самой высокой температуре. В прошлом году один из участников умер в сауне, разогретой до 110 градусов. Это был русский.