Н. Чернышевский - Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 2. Статьи и рецензии 1853-1855 - 1949

Два враждебные журнала одинаковым тоном говорят о «Монастырке» — явно, что в приговоре могли они сойтись только потому, что не было возможности не сойтись, только потому, что приговор был действительно беспристрастен и справедлив. Каким спокойным, рассудительным тоном говорят они о достоинствах разбираемого романа, какие существенные недостатки находят в нем они! Здесь нет речи об отдельных, удачных или неудачных, сценах и фразах, о мелких промахах, о «красоте» или, по нынешней фразеологии, «прелести» языка и т. д. Сравнивая критику «Телеграфа» или «Телескопа» с нынешними восторженными и вместе мелочными разборами, иногда бываешь готов видеть в ней какой-то идеал. «Монастырка» — порядочный роман в лафонтеновском или дюкредюменилевском роде», — вот холодное суждение «Телеграфа» и «Телескопа», остающееся справедливым и ныне; а между тем публика восхищалась «Монастыркою»: в каких же выражениях отозвались бы о ней современные критики, восхищающиеся и теми произведениями, которые не замечаются или осуждаются публикою? Мы сказали: критика, имевшая влияние на публику и на литературу, стояла выше посредственных произведений, была строже, нежели публика; теперь критика решительно ниже публики — какое же значение может она иметь с своими наивнЪіми замечаниями о мелочах и простодушными восторгами от всего, что только подписано сколько-нибудь известным именем? Нет, критика должна стать гораздо строже, серьезнее, если хочет быть достойною имени критики. Правда и то, что для строгости необходима разборчивость, и что, кто лишен разборчивости, тому уже лучше остаться неразборчиво восторженным, нежели стать неразборчиво суровым.

Г. Львова чрезвычайно интересует вопрос: «Что такое мешает успехам политической экономии?» 1Никак не могли мы объяснить себе, зачем понадобилось рассматривать его г. Львову; но мы его должны рассмотреть, потому что ответом на него объяснится существенное содержание и направление исследования г. Львова.

Почему, в самом деле, политическая экономия далеко еще не достигла той высокой степени непреложности в своих основных положениях, на какой стоят естественные и, особенно, математические науки? Почему, например, между тем как астрономия уже не обращает и внимания на толки людей, утверждающих, что солнце вертится около земли, политическая экономия не только должна заниматься серьезным опровержением подобных же, решительно с ветру взятых, толков, но и не избавилась еще от опасности впадать в руки людей, доказывающих, например, что в промышленном мире все наилучшим образом устроивается само собою. Отчего политическая экономия до сих пор не освободилась от необходимости спорить против этих убийственных нелепостей? '

Многие приписывают такое жалкое положение — молодости политической экономии: «еще не успела она развиться дс светлой, благодетельной бесспорности истинных своих принципов потому, что всего еще только восемьдесят лет существует, как наука». Но мало этого объяснения. Отчего же она так медленно развивается? Ведь химия еще моложе политической экономии, сравнительная анатомия, возникшая почти на наших глазах, еще моложе; а между тем по степени полного, незыблемого, общепризнанного утверждения своих начал эти науки далеко оставили за собою не только политическую экономию, но и старуху по летам, дитя по неосновательности суждений — историю. Что-нибудь не так. Молодость не оправдание, даже не объяснение.

И действительно, есть много причин медленности развития политической экономии. Укажем на некоторые, могущие служить объяснением и для положения вопроса, которым занимается исследование г. Львова. Ответственность за умолчание об остальных устраняем от себя ссылкою на известную французскую пословицу, которую представляем в следующем виде: «Qui veu-t dire lout, ne dira rien» 2.

Первая из этих причин медленности развития политической экономии — многосложность и неудоборазделимая перепутанность фактов, которые анализировать должна она. Факты, анализируемые астрономиею и другими близкими к совершенству науками, очень просты, мало запутанны, слишком удобоотделимы друг от друга во всей своей чистоте и полноте сравнительно с фактами нашей науки, которые зависят от множества причин, находятся под влиянием множества обстоятельств, перепутываются своими последствиями. Объяснимся примером. Один из важнейших вопросов политической экономии, который, по строгой научной необходимости, рассматривается и г. Львовым, есть вопрос: улучшается или ухудшается (в Западной Европе) положение рабочего класса 3при том ходе развития промышленных отношений, который господствует в Западной Европе? Вот как тесно связаны между собою вопросы политической экономии: говоря о причинах, из которых возникает поземельная рента, или доход за отдачу земли в наем, понадобилось говорить о благосостоянии рабочего класса. В астрономии не так: решая свой вопрос, астроном не запутан в рассмотрение совершенно других вопросов; они для него «посторонние вопросы», и, говоря о времени и причинах годичного обращения земли, он не хочет и н е должен обращать в то же время внимания на вопрос о лунных фазах или о колебании земной оси. В политической экономии, напротив, при исследовании отдельного вопроса есть только главный вопрос и второстепенные, но нет посторонних вопросов: они все связаны с главным. А конечно, скорее можно дойти до полного и точного решения, решая одну задачу, нежели решая в одно время пять, десять, двадцать задач. Это еще не все. Мало того, что все факты политической экономии перепутаны между собою: каждый из них в отдельности чрезвычайно многосложен. Продолжим пример. Мы хотим знать, возвышается или упадает благосостояние рабочего класса, или, чтобы упростить вопрос, одного только разряда рабочего класса — фабричных рабочих (les ouvriers) во Франции и Англии. Посмотрите, как многочисленны причины, от которых зависит это явление; плата (le salaire) им зависит:

1) от запроса на фабричные изделия; 2) от степени соперничества между фабриками, заставляющего понижать эту плату; 3) от соперничества между нанимающимися рабочими, зависящего также 4) от состояния других отраслей промышленной деятельности; 5) эта плата зависит от привычек народа (англичанин не согласится на плату, которая не даст возможности иметь мясную пищу и чай); 6) от трудности фабричной работы и т. д.; то, как пользуются рабочие этою платою, зависит 7) от степени прочности их положения и 8) от возможности вследствие того вести регулярные расходы, и 9) приобретать или сохранять привычку к регулярной жизни, и 10) развивать или поддерживать сознание нравственного своего достоинства и т. д.; благосостояние их в такой же степени зависит 11) от цен хлеба, квартир и т. д., 12) устройства, чистоты и т. д. их квартир; 13) и14)… Но и этого списка, далеко не полного, уже достаточно, чтобы видеть, как трудно разрешить уравнение (говоря математическими терминами), в которое входят столько факторов. А это один из простейших вопросов и в упрощенном виде. Берем, напротив, основной вопрос астрономии: «по какому закону действует тяготение?» Чтобы решить его, надобно принять в соображение только два фактора; 1) расстояние и 2) массы тяготеющих одно к другому тел. Ясно, что определить этот закон точным образом гораздо проще, нежели решить вопрос, например, о благосостоянии рабочего класса. Первое условие быстрого хода науки к решению своих вопросов — простота ее фактов. Поэтому даже различные части одной науки стоят очень часто на далеко не равной степени развития. Так (в физике), оптика гораздо выше по законченности решения своих немногосложных вопросов, нежели метеорология, рассматриваемые которою факты довольно многосложны; так, неорганическая химия, анализирующая тела менее сложного состава, нежели каков состав органических тел, обработана гораздо лучше органической химии.