Ефим Черняк - Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки

Едва ли не все свидетельства участвовавших в тайной войне против Французской республики заполнены сознательными и бессознательными искажениями, и ни одно из этих утверждений не может быть принято без проверки и должно оставаться под сомнением (кроме случаев, когда их можно прямо опровергнуть как заведомо ложные). Это относится даже к конфиденциальной служебной переписке, личной корреспонденции людей, поддерживавших многие годы и деловые, и, казалось, дружеские связи. Приведем лишь один характерный пример. После гильотинирования Эбера руководитель роялистского шпионского центра граф д'Антрег, о котором будет сказано дальше, запросил своего нанимателя британского дипломата и разведчика Френсиса Дрейка, не являлся ли казненный английским шпионом, о чем ходят слухи. Что же ответил Дрейк своему другу и информатору? 18 апреля 1794 г. он писал д'Антрегу: "Я сильно сомневаюсь, что это правда, поскольку известно, что мы проявляем большую осмотрительность... Мы почти не нанимаем политических деятелей во Франции, за исключением Дюмурье и, быть может, Марата". Сколько заведомой лжи в одной только приведенной выше фразе из "дружеского" письма, не говоря уж об общей формулировке "почти не нанимаем"! После слов об изменнике Дюмурье следует заведомая дезинформация о Марате, павшем от руки Шарлотты Корде, чей кинжал был нацелен в сердце "Друга народа" жирондистами, уже тогда многими нитями связанными с английской разведкой. По-видимому, Дрейк придерживался правила не признавать до последней возможности, что те или иные агенты состояли на службе в английской разведке. Так, когда д'Антрег запросил у Дрейка сведения о роялистском публицисте Малле дю Пане, который несомненно являлся британским агентом в Швейцарии, Дрейк прикинулся ничего не знающим. "Этот Малле дю Пан, о котором вы говорите, - писал Дрейк, - мне известен только по нескольким написанным им брошюрам", и добавлял, что он только "возможно" был агентом, работавшим на Англию.

По всей вероятности, никто из самых осведомленных современников, как погибших в 1794 г., так и проживших после этого многие годы и десятилетия, не представлял картину тайной войны революционных лет. Об этом свидетельствуют опубликованные мемуары, переписка современников. Однако такую картину не удалось реконструировать и ученым, обращавшимся к истории тайной войны или затрагивающим ее в своих трудах, посвященных другим проблемам революционного времени.

Давно уже в полемике против реакционного французского историка И. Тэна была высказана мысль: его интерпретация революции напоминает изображение смертельного сражения двух борцов, на котором фигуру одного из них тщательно замазали вплоть до полного слияния с фоном этой картины. Оставшийся боец предстает тогда в виде буйно помешанного маньяка с вытаращенными, налитыми кровью глазами, в неистовом гневе сокрушающего кулаками пустоту. Эту мысль не так давно повторили английские историки, далекие от симпатии к революции, А. Коббен и Г. Митчел. Такое изображение было бы нелепостью, если бы речь шла о 1792 или 1793 г. Ну а 1794 г.? Иначе говоря, в то самое время, когда боец яростно обрушивал свои кулаки не только на воздух, скрывавший невидимого недруга, но с еще большим исступлением на самого себя. И нельзя не задать вопрос, какую роль в этом ослеплении сыграла тайная война.

Картина тайной войны за семь-восемь месяцев до 9 термидора предстает в совершенно различном виде в зависимости от двух причин. Во-первых, от того, что следует считать истиной, а что - фантазией в заявлениях представителей революционного правительства Сен-Жюста, Амара, Лакоста, а также руководителей дантонистов и эбертистов относительно "иностранного заговора" (ложные утверждения могли порождаться и искренним заблуждением, и политическими мотивами, стремлением выдвинуть весомые и всем понятные обвинения против лидеров враждебных группировок). И во-вторых, чему можно доверять, а что надо отнести к области вымыслов в депешах роялистских шпионов "Парижского агентства" и в бюллетенях д'Антрега. От ответов на эти вопросы меняются общие контуры всей картины. Но однозначный ответ при современном состоянии исследования вопроса (точнее, при том круге источников, которые введены в научный оборот) вряд ли возможен. В литературе можно встретить едва ли не все возможные сочетания ответов на первый и второй из указанных вопросов (к которым надо добавить и половинчатые ответы, колеблющуюся позицию отдельных историков). Еще больше усложняет дело наличие немалого числа работ, где бумаги д'Антрега служат лишь основой для дополнительных догадок, имеющих лишь более чем условную документальную базу или вовсе таковой не имеющих. Но и это еще не все. Немалое количество различных сведений содержится в речах термидорианцев (особенно в первые месяцы после гибели робеспьеристов), произнесенных с целью очернить побежденного противника. Среди них имеются и утверждения, прямо относящиеся к тайной войне в 1794 г., и ими тоже пользуются, порой некритически, правые историки. Напротив, в прогрессивной историографии возникла традиция с порога отвергать утверждения термидорианцев как клевету, что тоже не способствует выявлению истины. Кроме того, заявления того же типа, что и делавшиеся термидорианцами, фигурируют в дипломатической переписке тех лет, причем далеко не всегда ясно, когда она передает ходившие слухи, а когда основывается на веских данных. То же самое следует сказать об аналогичных (как правило, бросаемых мимоходом и ничем не подтверждаемых) замечаниях, которые содержатся в мемуарах французских и зарубежных государственных деятелей, участников или просто современников событий революционной эпохи.

Шпион в Комитете общественного спасения

Грозная, насыщенная революционной борьбой осень 1793 г. Париж - сердце республиканской якобинской Франции, отбивающейся от целой коалиции реакционных держав во главе с Англией и от ударов в спину, наносимых внутренней контрреволюцией. Якобинцы отвечают революционным террором на происки врага, весь народ поднимается на защиту родины от интервентов.

Боевым штабом революции становится назначенный народным представительством (Конвентом) Комитет общественного спасения. Перед 12 членами этого комитета отчитываются министры и генералы, он руководит армией на фронте, снабжением столицы хлебом, производством пороха, дипломатией молодой республики.

На секретном, как всегда, заседании 2 сентября 1793 г. Комитет общественного спасения заслушивает доклад министра иностранных дел Дефорга. Члены комитета откровенно обсуждают вопрос о поведении французских послов, многие из которых были еще дипломатами старого режима: честны ли они, может ли республика довериться их способностям и их лояльности? Говорится немало горьких слов в адрес некоторых из этих дипломатов, в частности Энена, французского поверенного в делах в Константинополе. Его даже заподозрили в продажности.